Ночи живых мертвецов [антология; litres]

Жасмин Мэйвелл росла, употребляя всевозможные наркотики с маниакальной одержимостью. Она была беспокойным ребенком – нервозным, вечно кусающим ногти, страдающим от пищевого расстройства, которое переросло в ожирение к тому моменту, когда она вступила в период полового созревания. Плюс – ранее диагностированный синдром дефицита внимания. Ее особый дар был полностью сформирован с самого рождения, но стал лишь причиной тревог и ночных кошмаров, когда она была подростком. Целовать мальчика, в которого ты отчаянно влюблена, и узнать, что он просто хочет пощупать твои сиськи – в восьмидесятых это был душераздирающий опыт для чувствительной цветной девочки.

Теперь, лежа на спине в этой злополучной темной лаборатории, попав в рабство клеточной памяти «нулевого» пациента, она билась в конвульсиях. С выгнутой спиной и стиснутыми зубами, с разумом, взрывающимся от эпилептического припадка, Жасмин все глубже вонзала пальцы в тощую, гниющую шею женщины, в то время как в нее проникал ядовитый поток сознания:

(Дэниэл! Дэниэл, где ты?!.. Крики из сарая… Лошади визжат… Я бегу через лужайку позади дома, ныряю в зловоние конюшни… Дэниэл сидит на полу сарая, стоит ужасный запах, его лицо в крови… Лошади мертвы и разорваны, кишки вывалились… Дэниэл ест… ест их внутренности?!)

Жасмин вздрагивает, ее руки намертво смыкаются вокруг развороченной трахеи бывшей фермерской жены. Пальцы мастер-сержанта держатся за эту заплесневелую, разлагающуюся плоть, словно приклеенные каким-то суперклеем, но челюсти покойницы продолжают безостановочно клацать, а зубы – скрипеть.

(…потеряла счет времени, Дэниэл пьет мою кровь, ест мои внутренности… Господи, почему?.. Тьма накрывает меня… Господи, почему? Почему ты оставил нас? Почему?)

Тьма сгущается вокруг Жасмин. Все запахи, звуки и отзвуки в подземной лаборатории исчезают. Соединение разрывается, мигая в закоулках разума Жасмин, сигнал слабеет…

(…блуждающие… без цели… такие голодные… голодные… жаждущие теплой плоти… всегда мало… никогда не насыщаясь… всегда, всегда голодные…)

Третий глаз внутри Жасмин закрывается, ее внутренний мысленный экран достигает конца программы передач, а изображение в голове сжимается до размеров одной светящейся, холодной белой точки.

Еще мгновение эта точка висит в пространстве, в окружении черной пустоты, высасывая последние частицы человечности в свой вакуум. В каком-то отдаленном закутке своей души Жасмин чувствует опустошение, истончение ее человеческой сути, лишающее ее способности любить, смеяться, плакать, рассуждать, общаться, ценить, сопереживать, помнить, быть живой, быть человеком. Она ощущает некий сейсмический сдвиг внутри, пока осой в стакане жужжит в сердце этого ледяного белого пятна. Жасмин сильнее сжимает искалеченную, похожую на шею индейки глотку бывшей фермерской жены. Существо корчится и извивается в ее хватке, словно рыба на крючке. Желание заполнить пустоту – излить на охвативший ее голод бальзам, прогнать пустоту, излечиться, забыть – все это бурным потоком поднимается со дна израненной души Жасмин. Сияющая, словно белоснежная слоновая кость, точка в ее сознании набухает, расширяется, слепит все ярче и ярче. Голод, пагубные зависимости, желание поглотить громы и молнии внутри нее, резонируют, словно мощный аккорд, который входит в гармонию с зараженными альфа-волнами мертвой женщины, затопившими разум Жасмин.

Сингулярность[27] – Большой Взрыв в сознании Жасмин – вспыхивает, заставляя ее открыть глаза, сфокусироваться и остановить взгляд на том, что извивается в ее хватке.

ЕДА.

7. Одиночный выход