Выбрать главу

— А… я уж испугался, что его снова законопатили, а я и не слышал! — расслабился он. — Ну ладно. Вы только не шумите и не мусорите, а так…

— Да тут все тихо, — заверила я. — Ой… а вы не скажете, Серый — это кто?

— Так Леха Серегин, там, за сквером живет, — махнул рукой участковый. — А вы его откуда знаете?

— Я не знаю, просто Гена и его телефон оставил, сказал, вдруг пригодится.

— А, — непонятным тоном ответил тот. — Такое быть может. Я иногда ничего сделать не могу, а мало ли… Скажите мне, если чего приключится, а я тогда соображу, что делать. Сами ему не звоните.

— Хорошо, — невольно поежилась я. Участковый Смирнов говорил просто, но почему-то от его слов повеяло нездешней жутью.

— Вы только на самого Серого не смотрите, — спохватился он, — опасно это: у него жена такая, что любому глотку перервет, кто на ее мужа глянет. Неважно, кто и зачем: девица захочет увести… он мужик видный, не мне чета, или пристанет дурак какой… И я не шучу, — добавил участковый, заметив скепсис на моем лице. — Случалось тут… всякое.

— Да я его вообще ни разу не видела, — развела я руками. — Что мне на него смотреть?

— Ну мало ли, — повторил он. — Ладно, пойду по делам. И скажите Потапову, что если еще будет банки мимо мусорки кидать, я ему организую общественные работы! Под руководством Азиза.

Азизом звали главного среди здешних дворников. Человеком он был малоприятным, но подчиненных своих гонял в хвост и в гриву, даже в этом вот доме было сравнительно чисто: бутылки и окурки на лестнице не валялись, подъезды регулярно мыли.

— Скажу, — кивнула я. — Всего доброго.

— Ага, и вам, — ответил он и пошел вниз по лестнице.

— Смирный приходил? — спросила Настя, сосредоточенно мешавшая суп.

— Смирнов.

— Ну да, его Смирным зовут. Сама ж видела, он мухи не обидит. Но мужик хороший, зря не цепляется, если не нарываться.

Я только вздохнула: я в самом деле попала в другой мир.

11.

Близился Новый год, я пропадала на работе, потому что перед долгими выходными нужно было отправить уйму контрактов, отчетов и прочей макулатуры — зарубежные коллеги не понимали, почему это примерно две недели начисто выпадают из деловой жизни!

Домой я приползала на последнем издыхании, валилась на диван и только слышала, как Настя шикает на мальчишек:

— А ну заткнулись! Пошли вон отсюда! Жека, за хлебом сгоняй, опять весь сожрали, уроды… По-оль? Ужинать будешь?

Под руководством бабушек из дома напротив Настя научилась готовить если не изысканно, то вполне съедобно, поэтому я механически заливала в себя суп или закидывала рагу с гарниром, благодарила, умывалась и падала обратно, спать. Настя раздвигала ширму, сдержанно матерясь, вешала мой пиджак на плечики, а вернувшихся парней сдержанным шипением разгоняла по местам.

Одно хорошо — проспать они мне не давали: что Насте в школу, что мальчишкам в училище надо было выдвигаться раньше, чем мне на работу, так что я волей-неволей просыпалась, хватала бутерброд и убегала…

Время от времени (обычно по выходным, потому что у нас был уговор — воскресенье только моё, я хочу полежать в ванне, когда под дверью никто не скребется, привести себя в порядок, выспаться наконец!) я приходила в себя и обнаруживала все новые и новые перемены в скромной 'ночлежке у Крокодила', как с легкой руки Димки принялись называть ее все постоянные или сменные обитатели.

Так, однажды я вернулась и обнаружила, что исчез древний телевизор вместе с тумбочкой. Он все равно ловил два канала, и то, если высовываться в форточку с антенной, а места занимал изрядно. Тумбочка же была колченогой, опасно шаталась, а что хранилось внутри, я даже знать не желала. Очевидно, всякий хлам вроде старых носков, шурупов, сломанных зонтов… Это я и по своей квартире помнила, то есть нашей с Сашей: он, хоть и был аккуратистом, никогда не мог расстаться с вещью, которая когда-нибудь может пригодится. Время от времени я наводила порядок и потихоньку выбрасывала барахло, о котором он, конечно же, никогда не вспоминал (а если и вспоминал, то быстро оставлял попытки разыскать что-то в ворохе хлама, который вываливался на него из тумбочки или с антресоли).

На следующий день испарился вытертый до основы ковер. Это был кондовый негнущийся палас производства годов этак шестидесятых, но даже он не выдержал натиска времени, так я подумала. Под ним обнаружился допотопный паркет в 'ёлочку', который, кажется, от века никто не циклевал и не покрывал лаком. Спасибо, он хотя бы не скрипел, а вот топот пана Ежи сделался намного заметнее…