Шеремету было далеко за тридцать, но на круглом, пышущем здоровьем лице ни одной морщинки. Фигура плотная, рано пополневшая не мешала ему быть быстрым, подвижным. Казалось, что его энергии хватило бы на троих. На заводе Шеремета считали хорошим хозяйственником.
Работа в комиссии оказалась страшно громоздкой и кропотливой. Нужно было обойти сотни семей рабочих, живших в разных концах города. Делились последним: тулупами, полушубками, бельем. А однажды случилось вот что.
Таня постучала в дверь квартиры каменщика Маслова. Открыла ей молодая, очень миловидная женщина.
— Проходите быстрей, Татьяна Андреевна, а то холоду напустите! — И, заметив недоумение Тани, рассмеялась. — Удивляетесь, что я вас знаю? Да меня муж предупредил о вашем приходе.
В соседней комнате заплакал ребенок. Извинившись, Маслова вышла. Через минуту она вернулась с мальчиком на руках. Скосив глазенки на гостью, он сосредоточенно сосал пустышку.
— Вы уж извините, Татьяна Андреевна, теплых вещей у нас нет, все наше богатство на нас. Возьмите от нашей семьи вот это, — она протянула массивные золотые серьги, — это мне муж в день свадьбы подарил.
Таня растерялась, не зная, как поступить.
— Да что вы! Меня обязали собирать только теплые вещи. Я проконсультируюсь и потом зайду к вам. Хорошо?
В эту ночь до утра горел свет в редакции заводской многотиражки. А утром вышла специальная листовка: «Благородный поступок семьи Масловых». Днем состоялся короткий общезаводской митинг. С тех пор рабочие наряду с теплыми вещами сдавали что у кого было — кольца, браслеты, деньги, облигации, посуду и другие ценные вещи. Таня вернулась домой особенно возбужденная.
Долго просидели они в этот вечер с Василисой Петровной. Старушка расспрашивала Таню о детстве, о родителях.
Вспоминая о близких, Таня расстроилась. Хорошее, бодрое настроение растаяло.
— Маму я свою почти не помню, Василиса Петровна, она умерла, когда мне было только три года. Смутно припоминаю только ее мягкие теплые и пушистые волосы. Когда она прижимала меня к себе, волосы щекотали меня, и я смеялась. А вот глаза помню хорошо. Большие, голубые-голубые. Я всегда смотрела в них и силилась понять, откуда в них взялись какие-то не то черные, не то коричневые крапинки. А папа оказался однолюбом. Так и не женился вторично. Мы с ним всю домашнюю работу вдвоем делали. Почему-то он и мысли не допускал о том, чтобы взять домработницу. Когда я уезжала в Харьков, его назначили директором сельскохозяйственного техникума. И вот не знаю, удалось ли ему эвакуироваться?
Таня выдвинула из-под кровати чемодан и начала там что-то искать. Потом бережно развернула сверток. При свете керосиновой лампы что-то ярко блеснуло.
— Вот, Василиса Петровна, память о маме, — и протянула старухе массивный браслет с большим драгоценным камнем. Василиса Петровна придвинулась ближе к лампе и стала внимательно рассматривать браслет. Камень ярко засверкал: казалось, в комнате стало больше света. Браслет действительно был хорош. Рукой искуснейшего мастера на нем были выгравированы какие-то причудливые узоры.
— Да, красивая вещь и, наверное, очень дорогая, — сказала старушка. — Таня, а что это за буквы? Вроде» не по-нашему написано.
— Да, Василиса Петровна, это по-немецки: «А. Р.» — Анна Похман. Ведь мама была у меня немка. Из немецких колоний на юге Украины. Там папа и женился. Он тогда агрономом работал. Завтра сдам браслет в фонд обороны.
Далекие, неясные воспоминания о матери растревожили, разбередили сердце девушки. Сквозь набежавшие слезы она посмотрела на старушку.
— Страшно подумать, Василиса Петровна, что люди одной с мамой нации сейчас бесчинствуют на нашей земле. Неужели это такой жестокий народ?
— Зачем же народ ругать, Танюша? Народ плохим не бывает, бывают плохие правительства. Они-то и толкают народ на преступления. А с браслетом ты правильно решила. За него, наверное, целую пушку купить можно.
Василиса Петровна замолчала, прислушиваясь, как за окнами шумит непогода.
Этот день Татьяне Андреевне Самойленко запомнился надолго. Работа спорилась в ее руках. То и дело вспоминала она вчерашний вечер, Василису Петровну. Какой же душевный она человек! И жить легче и работать, когда вот такие верные, такие настоящие друзья.
Под вечер она решила получить продукты по карточке. Выдвинув ящик, она достала сумочку и открыла ее. И вдруг почувствовала, как холодный пот выступил на лице. Карточек не было.
Еще и еще раз Таня лихорадочно перерыла содержимое сумочки, карманов, ящиков стола, перебирала бумаги, грудой лежавшие на подоконнике, заглядывая под стол, под тумбочки. Все было напрасно. — продовольственные карточки исчезли.