— Господа! Я сделал выбор и буду с вами. Прошу учесть, что к этому меня вынудило не дуло пистолета, направленного на меня, а мои убеждения. Вы только ускорили то решение, которое я в конце концов принял бы. Но вам придется полностью довериться мне. Дайте мне чернила и бумагу.
И Пауль Вольф письменно подтвердил, что считает войну с Россией делом несправедливым и грязным, что отрекается от воинского звания и наград и не считает себя больше связанным присягой Гитлеру.
— Сегодня к 24 часам весь батальон, за исключением состава караула, поступает в распоряжение оберста фон Говивиана. Батальоном будет командовать лейтенант Шиллер. Это гестаповец, присланный в часть совсем недавно. Кстати, после его появления в батальоне, был убит на посту солдат Клемме, который…
Об этом мы знаем, продолжайте.
— Хорошо. Очевидно, сегодня будут охотиться на вас. Система охраны складов такова… “ и он быстро начертил схему складов, расположение постов, указал время смены часовых.
— Как видите, схема сложная, и обезоружить, тем более уничтожить караул не так просто. Да мне этого и не хочется. Без моего личного вмешательства вам будет трудно что-либо сделать. Тут нужно очень крепко подумать… Но, повторяю, я не хочу пролить кровь своих соотечественников. Думаю, этого можно избежать. Согласны?
— Да, но учтите, что при малейшей попытке нарушить наши условия, вы погибнете.
— Хорошо. Я знаю это. Так согласны?
— Да. Мы согласны.
— И последнее. Я прошу передать мою просьбу своему командованию. Если операция пройдет удачно, прошу разрешить мне остаться в рядах того партизанского отряда, из которого, как я понял, вы хотели отправить меня в тыл.
— Ваша просьба будет передана.
— В таком случае давайте уточним детали.
Все склонились над схемой.
Предатель торжествовал. Все шло, как по маслу. Теперь остается пожелать, чтобы сегодняшняя ночная операция прошла благополучно, а завтра утром… О, завтра утром начнется совсем иная жизнь. Завтра! Боже! Скорей бы прошла эта ночь…
Он взглянул на часы. Минутная стрелка приближалась к двенадцати. Скоро, совсем скоро полночь. Да, он затеял крупную игру. И ставка в этой игре — жизнь. Он отлично понимал — в случае провала его не пощадят. Но сейчас упорно гнал от себя даже малейшие сомнения, малейшую мысль о возможности провала. Нельзя об этом думать, нужна полнейшая уверенность в себе, полнейшая собранность.
Его ждет удача. А удача — это деньги, это поместье где-нибудь на берегу Черного моря, оно ему уже обещано, удача — это почет, красивые женщины, наконец, власть. Как он мечтал о власти, как он стремился к ней!
Предатель взглянул в окно. Дождь прекратился. Рваные облака тянулись к горизонту. На небе появились просветы, сквозь них слабо просеивался лунный свет.
«Это лучше, — думал он, — каждый нападающий будет как на ладони. Уйти никому не удастся».
…Кто-то осторожно потоптался у окна и тихо постучал. Три коротких, резких щелчка, и потом через несколько секунд еще два. Все в порядке! Худой.
Он быстро выключил свет и открыл дверь. Вошли трое. Худой и еще двое молодых незнакомых парней.
«Рубан» включил свет и вопросительно взглянул на Худого.
— Знакомься, эти ребята — командиры отделений в твоей группе. Они проводят тебя к месту сбора.
— Что ж, давайте знакомиться.
«Рубан» протянул руку одному из них, тот крепко пожал ее. И в этот момент страшный удар обрушился на голову предателя. Он пошатнулся и со стоном рухнул на пол.
— Ты полегче не мог? — проворчал Худой. — Этак и на тот свет отправить недолго. Он нам живой нужен.
— Ничего с ним не случится. Шея толстая, выдержит.
— Быстро вяжите и пошли. Время не терпит.
…Через несколько минут три тени с тяжелой ношей в руках скользнули за дверь и растаяли в ночной мгле.
На территорию склада командир батальона Вольф вернулся около двенадцати ночи в компании нескольких незнакомых офицеров. Приехали они навеселе, что-то громко распевая. Часовой у шлагбаума вытянулся в струнку, отдавая честь командиру.
— Позвони, чтоб прислали ко мне фельдфебеля.
Когда тот вышел и остановился у двери, офицеры уже
сидели за столом, заставленным бутылками и закусками.
— Во сколько ушел батальон? Все спокойно на постах?
— Батальон ушел в двадцать три тридцать, господин капитан. На постах спокойно.
— Идите!
Офицеры замолчали, чутко прислушиваясь к наружным звукам.