Его поиски были прерваны стуком. "Да. Заходи."
Коннелл шагнул вперед, взволнованный, но все еще бледный, как призрак. «Я был в городе. Я думал, что зайду, вместо того, чтобы позвонить».
— Входите. Садитесь, — сказал Лукас.
Коротко подстриженные волосы Коннелла смущали; это придавало панковский вид женщине, которая была кем угодно, только не панком. У нее было серьезное квадратное лицо с коротким ирландским носом и квадратным подбородком. На ней все еще был синий костюм, который она носила тем утром, с более темной полосой, которая могла быть мусорным соком спереди. Нелепая черная кожаная поясная сумка была застегнута вокруг ее бедер, сама сумка располагалась чуть ниже ее пупка: кобура для большого пистолета. Она могла взять большой пистолет: у нее были большие руки, и она протянула одну из них, и Лукас приподнялся, чтобы потрясти ее.
Она выбрала мир, подумал Лукас; но рука ее была холодна. «Я читал ваше дело», — сказал он. «Хорошая работа».
«Наличие вагины не обязательно указывает на глупость, — сказал Коннелл. Она все еще стояла.
— Успокойся, — сказал Лукас, наморщив лоб, когда снова сел. — Это был комплимент.
— Просто хочу, чтобы все было ясно, — твердо сказал Коннелл. Она посмотрела на свободный стул, все еще не сев. — И ты думаешь, что-то есть?
Лукас еще мгновение смотрел на нее, но она не вздрогнула и не села. Взглянув ей в глаза, он сказал: — Думаю, да. Они все тоже. . . не похожи друг на друга, но у них есть ощущение одного человека».
— Есть еще кое-что, — сказал Коннелл. «Это трудно увидеть в файлах, но вы видите это, когда разговариваете с друзьями этих женщин».
"Который?"
«Все они — одна и та же женщина».
«Ах. Скажи мне. И садитесь, ради всего святого.
Она села неохотно, как будто отказывалась от возвышенности. «Один здесь, в Городах, один в Дулуте, теперь этот, если последний принадлежит ему. Один в Мэдисоне, один в Тандер-Бей, один в Де-Мойне, один в Су-Фолс. Все они были одиноки, от двадцати до сорока лет. Все они были в чем-то застенчивы, в чем-то одиноки, в чем-то интеллигентны, в чем-то религиозны или, по крайней мере, причастны к какой-то духовности. Они ходили в книжные магазины, или галереи, или на спектакли, или на концерты по ночам, как другие люди ходили в бары. Во всяком случае, они все были такими. А потом эти застенчивые, тихие женщины появляются разорванными. . . ».
— Гнусное слово, — небрежно сказал Лукас. «Разорванный».
Коннелл вздрогнула, и ее от природы бледное лицо стало белым как бумага. «Мне снится женщина в Карлос Эйвери. Мне там было хуже, чем сегодня. Я вышел, посмотрел, начал блевать. Меня рвало по всему радио».
— Ну, в первый раз, — сказал Лукас.
"Нет. Я видел много мертвых людей, — сказал Коннелл. Она наклонилась вперед в своем кресле, сцепив руки. «Это совсем другое. Джоан Смитс жаждет мести. Или справедливости. Я слышу ее зов с другой стороны — я знаю, это звучит как шизофрения, но я слышу ее и чувствую других. Все они. Я был во всех тех местах, где произошли убийства, в свободное время. Разговаривал со свидетелями, разговаривал с копами. Это один парень, и он дьявол».
В ее голосе и глазах звучала жесткая, кристальная убежденность, привкус и острота психоза, которые заставили Лукаса отвернуться. «А как насчет последовательности, которая у вас здесь?» — спросил Лукас, пытаясь избежать ее напора. «Он ставил год между большинством из них. Но потом пропустил пару — один раз двадцать один месяц, другой раз двадцать три. Думаешь, тебе не хватает парочки?
«Только если он полностью изменит свой МО», — сказал Коннелл. «Если он стрелял в них. Мой поиск данных сосредоточился на ножевых ранениях. Или, может быть, он нашел время, чтобы похоронить их, и они так и не были найдены. Хотя это было бы нетипично для него. Но там так много пропавших без вести, что невозможно сказать наверняка».
«Может быть, он уехал куда-то еще — в Лос-Анджелес или Майами, или тела просто так и не нашли».
Она пожала плечами. «Я так не думаю. Он склонен оставаться рядом с домом. Я думаю, он едет на место убийства. Он выбирает место заранее и едет на машине. Я нанес на карту все места, откуда были взяты эти женщины, и, кроме одного в Тандер-Бей, все они исчезли в течение десяти минут от автомагистрали, проходящей через города. А тот, что в Тандер-Бей, был недалеко от шоссе 61. Так что, может быть, он уехал в Лос-Анджелес, но это кажется неправильным».
— Насколько я понимаю, вы думаете, что это может быть полицейский.
Она снова наклонилась вперед, интенсивность вернулась. «Есть еще пара вещей, на которые нам нужно обратить внимание. Полицейский — единственная твердая подсказка, которая у нас есть: женщина разговаривает со своей дочерью. . . ».
— Я читал твое дело, — сказал Лукас.
"Хорошо. А вы видели про ППС?
"М-м-м. Нет. Не помню.
«Это ранний допрос в полиции с парнем по имени Прайс, которого признали виновным в убийстве женщины из Мэдисон».
— О, да, я видел стенограмму. У меня не было времени ее прочитать».
«Он говорит, что не делал этого. Я верю ему. Я планирую пойти и поговорить с ним, если больше ничего не появится. Он был в книжном магазине, где подобрали жертву, и, по его словам, там был бородатый мужчина с татуировкой ППС на руке. Прямо на паутине между указательным и большим пальцами.