— Уходи! — процедил Клиф сквозь зубы, отрывая меня от земли. — Уходи, дура!
Он отпустил меня, и я оказалась на колкой траве, но даже не успела поднять руки к ушибленному плечу, как меня вновь оторвали от земли. Алехандро! Нет, то был вообще незнакомый индеец.
— Уведи её! — почти истерически кричал Клиф по-английски, и я бессознательно обернулась к индейцу и уткнулась в прикрытую футболкой грудь. — Уведи её!
Незнакомец поволок меня к лестнице, но каким-то неимоверным прыжком Алехандро оказался там раньше и вцепился в мою вторую руку. Он что-то кричал на языке племени — то, что явно не сулило мне добра. Я закрыла глаза и молча звала Габриэля, понимая, что тот остался моей последней надеждой, но вождь не появился. Меня рвали в стороны уже три пары рук, только я не знала, станет ли защитник графа и моим защитником. Ни слова по-испански они не произнесли, да я бы и не сумела со страха разобрать слова. Впервые я испугалась. Даже в спальне со змеями мне не было так страшно. Я знала, за что меня тогда наказывали. Сейчас же осталась один на один с неизвестностью. Одна среди монстров.
Три пары рук переплелись с моим телом, но вдруг появилась четвёртая пара, и я тут же упала на землю под ноги дерущимся. Я быстро подтянула коленки к груди и укрыла голову руками, хотя и не верила, что это спасёт. Я не плакала. Слёз не было. Они наконец иссякли или замёрзли у меня внутри. Неожиданно возня переместилась в сторону, и я откатилась под дерево, приоткрыла глаза и увидела Клифа, отчаянно сцепившегося с Алехандро. Оба были в крови с разбитыми носами и губами. Два индейца пытались растащить их, но Клиф ударом локтя отшвырнул защитника графа в сторону. Алехандро сумел воспользоваться замешательством того, кто был в футболке, и вырвался, чтобы вновь оказаться лицом к лицу с Клифом. Из-за чего они дрались? Я была объектом спора, но не причиной. Сердце в ушах выстукивало команду «бежать». Никто сейчас меня не остановит. Только я не могла оторвать взгляда от Клифа, сердце моё билось из-за страха за него.
И вдруг, перестав ощущать себя жертвой, я кинулась между двумя дерущимися вампирами и рухнула на землю, получив сильный удар в ребра. Я ахнула, схватив губами воздух, и замерла, потому что оказалась зажатой в тисках между землёй и телом Клифа. Он распластался на мне, полностью скрыв от Алехандро. Боль в грудине и попавший в нос песок не давали дышать, даже простонать я не могла, только слышала крики и шум, да чувствовала струйку крови, стекающую у меня по щеке. Это была кровь из разбитой губы Клифа, которой байкер прижался к моему уху. Когда же сумела подтянуть к лицу руку и растереть кровь, то поняла, что лежу на чьей-то груди, но ничего, кроме звёзд, тусклых от застлавших глаза слёз, не видела. Был ли кто ещё рядом со мной, я не знала.
— Перелома нет, но руку я не уберу. Тебе так будет легче.
Это был Клиф, его рука служила прекрасным компрессом, хотя дыхание всё же давалось с трудом, но я поспешила поверить, что со мной на самом деле всё хорошо — удар вампира я могла бы и не пережить. Вдруг перед моим носом появились тёмные пальцы, и я покорно открыла рот, чтобы зажевать какую-то траву. Вкуса я не почувствовала, но боль постепенно начала уходить. Меня укрыли одеялом. Сколько прошло времени с драки, я не знала. Одна ладонь Клифа лежала у меня на спине, вторая на лбу. Я скосила глаза, заметив чью-то тень, и встретилась с суровым взглядом Габриэля. Отвернуться не получилось, он приковал меня к себе, и я почувствовала неприятное пощипывание в глазах, я начинала плакать. Пальцами левой руки с подстриженными ногтями Клиф смахнул мои слезы.
— Время, — произнёс Габриэль твёрдо, и Клиф осторожно выскользнул из-под меня.
— Куда ты? — лишь сумела спросить я, потому что двинуться не смогла, меня удержали другие руки.
— Время отпустить дух Джанет на свободу, — раздался у меня над ухом голос защитника графа, затем его пальцы осторожно убрали с моего лица волосы и подтянули к шее одеяло.
— Что хотел Алехандро? — спросила я, надеясь, что индеец откроет мне глаза на происходящее.
— Он хотел, чтобы всё свершилось так, как планировалось весь год до того, как появился дон Антонио и вынудил Габриэля переменить решение. Но никто из нас не пойдёт против воли племени.
— Никто, кроме Алехандро, — послышался ещё один мужской голос с таким же странным акцентом.
— Алехандро простительно, — продолжал защитник графа. — Теперь она ассоциируется у него с доном Антонио. Это жалкая месть.
— Это не месть, — от голоса Алехандро по моему телу разлился холод. Он стоял совсем рядом, но я не в силах была подтянуть ноги, чтобы оказаться от него хоть чуть подальше. — Клиф принадлежит нашей семье, и мы должны стоять за него, а не подчиняться прихоти дона Антонио, которому приглянулась эта девчонка. Он приберёг её для себя, я увидел это в его взгляде. И вы все видели это и покорно склонили головы перед решением Габриэля, которым дон Антонио всегда крутил, как хотел.
— Мы подчинились выбору Клифа, — послышался голос незнакомого индейца.
Они говорили по-английски специально для меня, хотя я и не могла понять, какой смысл несли для меня эти знания. Если бы Габриэль считал нужным сказать мне что-то, то не забрал бы Клифа молча.
— Ему не дали выбора, — продолжал Алехандро. — И я требую выбора для него. Я требую, слышите?
Тот, у кого я лежала на коленях, усмехнулся:
— Мы видим его выбор на твоём лице.
— Нет, это всего-навсего следы послушания. Он боится идти против семьи, и Габриэль побоится идти против нас. Он измельчал в своих решениях, он не имеет права потакать любимчикам. Племя не должно допускать подобного.
— Что ты хочешь от нас, Алехандро?
— Сейчас мы вместе потребуем у Габриэля отмены его решения и оставим эту девчонку с Клифом. Пусть он сам решает, что с ней делать.
Повисла тишина, в которой билось только моё сердце. Остаться наедине с Клифом звучало приговором.
— Мы можем это сделать, — послышалось над моим ухом. — И если решение Клифа было добровольным, решение Габриэля останется в силе, и мы в который раз сумеем убедиться, что Габриэль действительно большой человек. Идёмте.
Индеец в футболке, которого Клиф просил увести меня, подхватил меня на руки. Я с трудом сдержала кашель, понимая, что моя боль здесь никого не интересует. Меня донесли до прежнего места и опустили к ногам Клифа. Теперь они говорили по-испански, будто английский не был достоин разговора с вождём, а языка племени Клиф не знал. Индейцы высказались и замолчали. Тишина была долгой, будто Габриэль что-то обдумывал. Наконец он заговорил, и в этот раз по-английски, давая понять, что теперь их слова предназначаются и мне:
— Раз здесь остаются недовольные происходящим, считающие, что я как-то повлиял на ход событий, не веря в проведение, то нынче дадим Творцу решать, чему суждено быть, а чему не быть, как бы сильно мы того ни желали. Пусть же Клиф, Джанет и Екатерина сами решат свой спор, не заставляя нас ссориться из-за них.
— Твои слова достойны большого человека, — тут же заговорил защитник графа. — Только разве такой спор честен? Она одна против двоих. Это нечестно.
— Ты заблуждаешься, — ответил Габриэль. — Они стоят каждый за себя. Они все имеют двух противников. У каждого из троих здесь своё желание. И исход будет зависеть только от того, чьё желание пересилит два других. К тому же, Игнасио, ты забываешь, что она жива, другой мёртв, а третья просто пепел. Силы равны, даже более того — преимущество на стороне живой. Или я допускаю ошибку?