Индейцы в этот раз промолчали. Габриэль протянул мне руку, и я сумела выпрямиться. Он накинул на меня одеяло и завязал узлом на плече, потом махнул рукой, как бы распуская собрание, и в то же мгновение я увидела его спину, а потом вторую, третью и четвертую. Все они ушли слишком быстро, будто растворились в воздухе. Мы остались одни. Клиф, сжавший руками плотно-закрытый горшок и я, сжавшая колени, будто обладала хоть какой-то силой, чтобы унять в них дрожь. Он молчал, а я боялась раскрыть рот. Я желала в тот момент лишь одного — почувствовать, как сильные пальцы графа сожмут мою руку, но я знала, что этого не произойдёт. Я говорила ему, что справлюсь с Клифом сама. Вот и настал мой звёздный час. Но как хотелось открутить стрелки назад.
— Почему ты не ушла? — спросил Клиф тихо. — Зачем нарушила наше уединение?
Я закрыла глаза, не в силах произнести жуткое слово — любопытство. Но, кажется, Клиф понял мой ответ и без слов и протянул горшок.
— Открой его.
Я в страхе попятилась, вцепилась в плед и замотала головой.
— Нечего бояться. Там просто пепел. Больше ничего. Мёртвый пепел.
— Это твой пепел. Я не имею на него права, — прошептала я, делая ещё один шаг назад.
— Имеешь. Всё, что произошло с тобой, произошло из-за этого пепла. Своей мечтой воскресить Джанет я разрушил твою жизнь. И я убил бы тебя, даже глазом не моргнув, если бы по случайности Лоран не выпил женской крови. Так что я даже не знаю, кому ты больше должна быть благодарна за свою жизнь: графу или Лорану.
Клиф хмыкнул и облизал губы, будто они пересохли, как у живого человека.
— Но ведь моя жизнь всё ещё на волоске, — еле проговорила я.
Губы затряслись, ноги подкосились, и я рухнула на землю, вцепившись в редкую траву пальцами, заменив облупившийся лак комьями земли. Клиф присел рядом, накрыл мои дрожащие ладони своими ледяными и, уперев свой лоб в мой, прошептал:
— Я не причиню тебе никакого вреда. Я обещал Антуану и не забираю свои слова обратно по прихоти индейца, который ничего не смыслит в вакцинах. Ты можешь уйти прямо сейчас или же… Ты можешь помочь мне сделать то, что я не в силах был сделать пятьдесят лет. Кэтрин, если в твоём сердце ещё осталась хоть одна песчинка твоей прежней любви ко мне, отпусти Джанет. Я не в состоянии сделать это сам.
Он сжал мои пальцы и заставил подняться. Его глаза были в моих, и сейчас я видела их блеск даже за дурацкой чёлкой, он был человеческим. Он был обманчивым, и я не должна была верить вампиру. Только разве я могла управлять своей верой? Клиф отпустил меня, поднял с земли горшок, потянул ноздрями воздух, словно искал знакомые запахи, и прикрыл глаза, будто впал в экстаз. Но промедление было кратким, он кивнул в сторону костра, и я медленно пошла туда.
— Достань из горшка пепел и выложи его в виде человеческого тела поверх одежды. Я не могу прикоснуться к нему, я боюсь просыпать.
Сердце моё сжалось. Я поняла, что он делает моими руками. Да, если просыпется хоть часть, пепел не соединится воедино и тогда Джанет не возродится к жизни. Это не прощание. Нет, это начало того, для чего меня приволок сюда Алехандро. Взять горшок и разбить… Только каков будет итог? Да, Клиф не сможет воскресить Джанет, но его злости хватить на то, чтобы убить меня на месте. Но если я умираю в любом случае, просто ли так или отдавая себя мёртвой Джанет, то не правильнее ли будет всё же разбить горшок? Какие спокойные это были мысли, длинные мысли, будто о ком-то постороннем. Да, я не владела собой, и сколько бы не принимала решений в голове, мои пальцы, подчиняясь чужой воле, прилипли к горшку, не давая тому упасть.
Наконец я поставила горшок на землю, спокойно открыла крышку и стала по щепотке доставать пепел и укладывать поверх разложенной одежды в виде тёмного силуэта — тело, ноги, руки, даже пальцы, сгибая их так, чтобы не уйти с ткани. Я работала медленно и осторожно, словно под пальцами рассыпался не пепел, а художественный песок. Только с головой я не знала, что делать — выложить пепел на голых ветках было невозможно. Я обернулась к Клифу, который всё это время молча стоял у меня за спиной, и увидела в его руках ножницы. О, да — как же я не додумалась сама! Мои волосы! Вот для кого я растила их по его просьбе… Я натянула волосы, чтобы отрезанные пряди были как можно длиннее и выложила их на костре аккуратным овалом, спуская мимо лица на пепельные плечи. Теперь можно было высыпать в середину оставшийся пепел.
Природа затаила дыхание, ветра больше не было, и, когда я перевернула горшок дном вверх, ни одну частицу пепла не отнесло в сторону. Теперь в моих руках оказались серьги, я опустила их поверх волос. Затем обернулась к Клифу, чтобы взять повязку — да, он уже протягивал её мне. Глаза, рот? Я смотрела на него со страхом, не зная, что должно послужить материалом для их создания. Он качнул головой. Я облегчённо выдохнула. Что теперь, спрашивал мой немой рот? Глаза я закрыла, не в силах вынести пронизывающий взгляд вампира.
— Что дальше? — заставила я повернуться язык.
— Зажечь костёр.
Клиф протянул мне лупу. Я улыбнулась — серьёзно? Будем ждать рассвета? — вот, что светилось знаком вопроса на моём лице. Клиф покачал головой.
— Направь стекло на лицо Джанет и гляди сквозь лупу.
Я бы хотела воспротивиться, но как? Моё внутреннее тепло должно перетечь в холодный пепел. И что потом? Этот костёр спалит моё бездыханное тело? Так просто? Потом ночной ветер развеет пепел, и никто никогда не найдёт моих следов. Только рука моя не дрожала. Она уже не принадлежала мне. Я глядела в лупу, пепел постепенно начал белеть, краснеть и наконец вспыхнул, почти мгновенно охватив сухие ветки. Рука моя дрогнула, и я выронила лупу. Клиф схватил меня за плечи и оттащил в сторону, прижал к себе и позволил отвернуться. Его обнажённая грудь была ледяной и мокрой, будто он вспотел от страха. Неужели это была ночная роса? Во рту пересохло, и я благоговейно слизала несколько ледяных капель с его груди.
Клиф схватил пальцами остатки моих волос и чуть ли не свернул мне шею, заставив обернуться к костру. Я бы хотела закричать, но как — ком страха был слишком большим, чтобы вырваться на свободу, он застрял в горле, лишая меня последнего глотка воздуха. Если бы Клиф не держал меня за плечи, я бы рухнула к его ногам. И кто знает, быть может, уже бездыханным мешком с костями.
Костёр не полыхал как вчера, он подмигивал кровавыми огоньками, как угасающий камин, не касаясь одежды, а вот сама пепельная фигура, словно дождевое облако, начала медленно приподниматься над костром, обретая выпуклость форм. Облако постепенно приняло очертания женщины, только волосы мои остались лежать на костре и не развевались за её спиной на ветру. Она осталась обнажённой и прозрачной, точно пластиковая бутылка, и если бы я не знала, что мы похожи, как две капли воды, то не сумела бы разобрать лица. Оно оставалось сероватым шариком и ожило лишь в моём воображении.
Джанет замерла в воздухе и, должно быть, глядела на нас, но ни я, ни Клиф не в силах были шелохнуться. Только пальцы его сильнее впились мне в кожу, царапая остриженными ногтями даже через толстое одеяло. Джанет качнулась в сторону, но не к нам, а будто её сдувало ветром, хотя воздух оставался желейно-спокойным. Она уплывала всё дальше и дальше, движения её фигуры были обрывочными, будто её гнали прочь, а она сопротивлялась. Трудно было понять, что мы видим — спину или лицо пепельной фигуры. Очертания после каждого воздушного толчка становились всё слабее и слабее. Она уходила от нас и должна была вовсе исчезнуть, но вдруг замерла и опустилась на землю у дальнего дерева. Клиф так и не двинулся, не шевельнул рукой и не повернул головы. Только взгляд его следовал за призрачной фигурой. И вот мы оба глядели на неё, и облако стало уплотняться, вновь обретая чёткие очертания человеческого тела. Джанет подняла тонкую руку и поманила нас за собой. Только мы вновь не двинулись с места.
— Чего же ты ждёшь? — послышался у нас за спиной голос Габриэля. — У неё не так много времени. Быть может, она даже сможет сказать тебе что-то.