- Ну?
- Может, дашь ей хорошую роль?.. Вот она разом и распахнет свою душу. И я уверен: тогда-то все и откроется.
Предложение Ханаока показалось Мидзута заманчивым, но он промолчал.
- Так как же? - настаивал Ханаока.
- Может, ты прав, - согласился Мидзута.
- Пойми, у меня серьезные намерения.
По-видимому, Ханаока в самом деле любит Митико и достаточно изучил ее, значит, просто так от его наблюдений не отмахнешься, подумал Мидзута.
Сейчас Митико семнадцать лет, в труппу она вступила, когда ей исполнилось пятнадцать, а что было до этого, чем занималась она, когда жила у матери?
Мидзута с трудом вытащил Ханаока из харчевни. Тот разлегся на самой середине дороги, и, глядя в небо, бормотал:
- Какая луна, ах, какая луна!
Улица была узкая, длинная, с обеих сторон к ней грозно подступали темные горы. Перед глазами Мидзута поплыли прозрачные уши Митико, ее губы, нос, руки, лодыжки... Он ощутил острый приступ тошноты и опустился на землю рядом с Ханаока.
Издалека донеслось стройное пение танцовщиц.
- Эй-эй! - натужно закричал Ханаока.
- Эй-зй! - вторил ему Мидзута.
Горы не откликнулись эхом на их голоса. Они молчали. Пение танцовщиц слышалось все ближе, они шли по темной улице, взявшись за руки.
При виде распростертых на дороге мужчин девушки весело закричали:
- Да они же в стельку пьяные! Погодите, сейчас мы вам поможем!
- Господин Мидзута, а вы случайно не встретили Митико? - спросила одна из танцовщиц.
- Митико? Разве ее с вами не было?
- Была, но потом вроде бы вышла на минуту, да так и не вернулась.
- Не вернулась?! - завопил Ханаока. Он поднялся на непослушных ногах и воздел руки к небу.
Похоже, дело ясное, ошибки быть не может, с беспокойством подумал Мидзута.
Но когда они пришли в гостиницу, Митико уже была в постели.
- Почему сбежала?
- Ну и хитрая же ты девица! - Танцовщицы уселись у изголовья Митико и устало вытянули ноги.
- Добро пожаловать, - с улыбкой приветствовала их Митико.
Так ловко улизнуть от пьяных гостей да еще осмелиться в одиночку идти по ночному городу! Поведение Митико лишь усилило сомнения Мидзута, которые заронил в нем Ханаока.
Дыша на Митико винным перегаром, он сел у ее постели, обхватил голову руками.
- Болит? Должно быть, с похмелья? - насупив брови, участливо спросила она.
- Угу, - Мидзута сунул руку в карман и кинул на постель кости.
Танцовщицы тут же с веселым смехом попросили Митико их бросить.
Низко склонившись к постели, Митико выстроила кости на правой ладони в ряд. В средине лежала кость единицей кверху, по обе стороны от нее - две кости двойками кверху, а с краев - еще две кости кверху четверками.
Получилось:
Она протянула ладонь вперед, словно прося божеской милости, и стала медленно вращать ее так, чтобы не нарушить порядок костей.
Лицо Митико казалось настолько сосредоточенным и одновременно отрешенным, что танцовщицы невольно затаили дыхание.
Митико все убыстряла вращение и вдруг кинула кости.
- О-о, вышло, вышло! - первой воскликнула она сама.
Она резко вскинула голову и выпрямилась на постели.
Все, кто был вокруг, замерли, пораженные.
На всех пяти костях выпала единица.
Они упали веером на равных расстояниях друг от друга - будто раскрылся зонтик.
Танцовщицы радостно захлопали в ладоши. Мидзута облегченно вздохнул.
Он глядел на голые коленки Митико, неподвижно сидевшей на своей постели. Из-под гостиничного спального кимоно выглядывала короткая белоснежная рубашка.
Он глядел на коленки Митико и все отчетливей понимал, что подозрения Ханаока - несусветная чепуха.
- Спокойной ночи, - сказал Мидзута, легонько коснувшись ее головы.
- Спасибо, - Митико кивнула и, провожая взглядом Мидзута, добавила: - Позовите, если не перестанет болеть голова. Спать я еще не ложусь.
Мидзута ушел к себе в номер.
Из комнаты Митико доносился стук костей. Но теперь он не раздражал его так, как тогда в гостинице портового города.
Если вдуматься, для того чтобы на всех костях выпала единица, кость, которая лежала на ладони Митико в центре, должна была перевернуться восемь раз, кости по обе стороны от нее - семь раз, а крайние - пять. Значит, Митико не забыла слова, сказанные Мидзута там, на камне. Но сколько же пришлось ей приложить упорства, чтобы добиться этого! Игральные кости, на каждой из которых выпала единица, засверкали перед глазами Мидзута чудесным фейерверком.
«Разом... распахнет душу!..» - пронеслись в его голове слова Ханаока.
То было время, когда образованные юноши, плененные царившей в Асакуса атмосферой, находили себе пристанище в тамошних театрах и наполовину ради собственного удовольствия писали сценарии, ставили ревю, рисовали декорации. Одним из них был и Мидзута.
Но для него, дилетанта, новизна впечатлений уже миновала, и он подумал: не пора ли - пусть и не так, как поступила Норико, - сказать всему этому последнее «прости»?
А может, вместе с Митико уйти навстречу неведомому?.. Эта мысль долго не давала ему уснуть.
Из комнаты Митико все еще доносился стук игральных костей.