Происходящее не прошло незамеченным и для всей школы — на Минерву опять глазели и шептались у нее за спиной. Все это ее ужасно раздражало, и она раз за разом отыскивала Тома на переменах и требовала, чтобы он прекратил свои штучки. Но потом, не в силах сдержать любопытства, начинала расспрашивать, какие чары он использовал, и сама не замечала, как втягивалась в разговор. А ему, понятное дело, только того и надо было...
Однажды, выходя из Большого зала после завтрака, Том бросил на нее издали короткий взгляд и чуть повел палочкой. Минерву словно овеяло теплым ветром, но ничего не произошло — все вокруг оставалось неизменным. Задумавшись, что ее ждет на этот раз, она машинально потянулась за последним гренком и чуть не вскрикнула от неожиданности — гренок внезапно превратился в большую белую гвоздику. Минерва схватила палочку, чтобы снять заклятие, но лучше бы она этого не делала — вместо палочки в руке оказался пышный букет сирени.
Потребовалось две минуты и пять экспериментальных попыток, чтобы окончательно убедиться, — бессовестный Том наложил на нее чары, из-за которых все, до чего она дотрагивалась, начинало жить буйной растительной жизнью. Под прикосновением ее пальцев гриффиндорский стол ожил и выбросил длинные зеленые побеги, на концах которых закачались дубовые "сережки". Скамья покрылась нежно пахнущими цветами липы, а кувшин с молоком оборотился симпатичным кактусом, макушку которого украшал венчик белых цветов. В довершение всего, когда Минерва ненароком коснулась собственной юбки, та немедленно расцвела васильками и ромашками. Теперь Минни была похожа на ходячую клумбу; от запаха цветов у нее кружилась голова, но она не решалась даже растереть виски — не хватало еще, чтобы на голове выросла какая-нибудь гортензия!
Поглазеть на действо сбежались все, кто еще оставался в Большом зале. Однокурсники, покатываясь со смеху, пытались помочь Минерве, но чары были слишком мудреными для простого Finite Incantatem. Сама она сумела бы снять заклятье, но от превратившейся в букет палочки было мало проку. Ничего не оставалось, кроме как идти к профессору Флитвику — молодому учителю, который всего несколько лет как начал преподавать в Хогвартсе чары. Прижимая к себе охапку сирени, Минерва почти бежала по коридорам, чувствуя, как ей смотрят вслед, и надеясь только на то, что Флитвик окажется у себя в кабинете.
К счастью, профессор был на месте. Открыв Минерве дверь, он удивленно посмотрел на нее, потом вскарабкался на стул, чтобы лучше рассмотреть ее руки. Осторожно коснулся их палочкой — почувствовалось тепло, и замерцали синие вспышки диагностических заклятий. Потом Флитвик ударил палочкой по свитку пергамента, и через мгновение на нем появились буквы, сложившиеся в какую-то бессмыслицу:
Essesheitahassieshistahassa...
Очевидно, это был "сверток" — длинная формула, "упакованная" в одно слово. Большая часть изучаемых в Хогвартсе чар были такими "свертками", с той разницей, что создатели обычно старались придать им более удобочитаемую форму. Должно быть, у автора заклятия просто не хватило времени... Но когда Флитвик принялся расшифровывать формулу, лист покрылся строчками, состоявшими из точно такой же абракадабры.
— Великолепно! Просто великолепно! — профессор засиял, как новенький грош. — Пожалуй, за такое я начислю Слизерину сразу тридцать баллов...
— Почему вы думаете, что это кто-то со Слизерина? — спросила Минерва, чувствуя, как неудержимо краснеет.
— Заклятие составлено полностью на парселтанге, — рассеянно ответил Флитвик, изучая пергамент, — а мне известен в Хогвартсе всего один змееуст. Итак... Я здесь ничего не понимаю, но, судя по последовательности, вот это — определитель размера предметов... Те, которые больше определенного размера, по идее, должны выбрасывать побеги, а мелкие объекты — целиком превращаться в цветы... Что ж, очень остроумно. Наверное, не тридцать, а все пятьдесят баллов... А как вы думаете, мисс Робертсон, вот это что такое?
— Закрепляющая формула? — предположила она.
— Именно! — Флитвик радостно закивал. — И еще пять баллов Гриффиндору! Так-так... Я хотел бы понаблюдать заклятие в действии. Скажите, мисс Робертсон, а не могли бы вы для пробы притронуться вот к этому...