— Они не входят в Орден Феникса, — устало сказала она. — Не всякий гриффиндорец — в Ордене. У тебя паранойя.
— А тебе откуда знать? Ты теперь отрезанный ломоть... Ладно, Минни, давай, наставь меня на путь истинный. Расскажи, какой я негодяй. А я заплачу и раскаюсь...
— Том, хватит паясничать, прошу тебя.
Минерва оглянулась. Толпа не обращала на них никакого внимания, хотя они стояли на виду. Кроме заглушки, видимо, были еще чары, рассеивающие внимание... Том сейчас не жаждал зрителей. Он играл спектакль для одного человека.
— А кстати, — сказал вдруг он деловым и спокойным тоном. — Я давно хотел предложить тебе окончательно стать одной из нас. Как ты на это смотришь?
— Что ты имеешь в виду? — спросила она медленно.
— Я имею в виду, что тебе следует принять метку. Всего-то.
Она, видимо, вздрогнула и машинально отшатнулась, потому что он рассмеялся.
— Что такое, Минни? Страшно?
— Мне надо подумать, — ответила она непослушными губами.
Они, конечно, обсуждали с Дамблдором такую возможность...
— Думай здесь, — распорядился Том. — Это место ничем не хуже любого другого, чтобы поразмышлять. Пяти минут хватит?
Она молчала. Думать, как же... Когда он стоит рядом и слышит каждую ее мысль.
— Что тебя останавливает? — спросил Том. — Боишься связать себя клятвой? Конечно, ведь это означало бы, что ты потеряешь моральное право предавать меня и шпионить...
— Это неправда, и ты это знаешь, — сказала она. — Просто на той стороне мои друзья. Мои ученики. Я не пойду против них. Ты прекрасно понимаешь, что я не сумею смириться с тем, что делаешь ты и все они, — она кивнула на собравшихся.
Вот последнего точно не стоило говорить, потому что Том мгновенно вспылил. Клоунская маска спала, его глаза теперь смотрели холодно и жутко.
— Ах, вот как, дорогая? Значит, мои люди — грязь, в которой ты не хочешь мараться?
— Я этого не говорила, не передергивай! Я...
Он схватил ее за плечи и встряхнул.
— Запомни — "все они", как ты выражаешься, прошли со мной такое, что тебе и не снилось! Они воюют ради меня, они умирают за меня. И ты думаешь, я позволю тебе высокомерно осуждать их? Ты считаешь себя чистенькой — после того, как явилась сюда по приказу Дамблдора, чтобы втереться ко мне в доверие! Ты лжешь, ты лицемеришь — а ведь многие здесь помнят тебя по Хогвартсу и были искренне рады, что ты на нашей стороне!
— Том, я тоже трудилась на тебя и честно выполняла свою долю работы!
— Да ну?! — он насмешливо прищурился. — Как насчет попыток саботажа?
Она прикусила губу. Ответить было нечего.
— А что будет, Минни, если мы завтра проиграем? "Все они" пойдут в Азкабан — а ты? Позволишь Дамблдору себя оправдать, засвидетельствовать, что ты перешла на мою сторону по его воле? И как ты потом будешь жить, когда выйдешь на свободу, а люди, которые были рядом с тобой, отправятся за решетку до конца своих дней? Неужели твоя совесть будет чиста?
— Ты же понимаешь, что я не назову ни одного имени, — устало сказала она. — Даже если из-за этого придется сесть в Азкабан.
— Верю, — просто ответил он. — Но дело же не в этом. На той стороне твои ученики — а на этой стороне нет твоих учеников?
Она перевела дыхание. Самое тяжелое — Том был прав. Минерва сама много об этом думала. Она учитель, а учитель не имеет права бросить ученика, даже если тот сто раз убийца. Учитель обязан быть со своими студентами — вдруг все же удастся хоть кого-то переубедить, кому-то помочь, кого-то увести с неправильной дорожки… Нельзя же вот так просто все перечеркнуть и всех до единого списать в расход!
Иначе зачем она ввязалась в игру, если не готова идти до конца?
Минерва отвернулась и стала смотреть на лампы под потолком. Только в книжках бывает выбор между добром и злом. В жизни — исключительно между большим злом и меньшим злом, между одной грязью и другой грязью, между двумя пинтами крови и двумя бочками...
Она сделала глубокий вдох.
— Хорошо, — она услышала собственный голос словно со стороны.