— Что мне делать? — спросила она после паузы.
Том пожал плечами:
— Как знаешь. Решай сама.
Минерва перевела дыхание.
Она еще не знала, оставить плод в живых или вытравить. Но что бы ни было, по крайней мере, это будет сделано не по приказу…
12
Она и вправду долго не могла решить, что делать. Ребенок с такой наследственностью... Ведь неизвестно, что Том сотворил с собой за эти годы, пока экспериментировал с черной магией. Вдруг родится чудовище?
Однажды, поддавшись сомнениям, Минерва даже сварила себе выкидышное зелье — но так и не сумела заставить себя его выпить.
Том все это время не вызывал ее к себе — только пару раз прислал сову, спрашивая, как она себя чувствует. Тем временем стало ясно, что пора увольняться из Хогвартса. Живот был еще совсем небольшой, и под просторной мантией его можно было бы прятать еще долго — но зачем рисковать? Учитывая, кто отец ребенка, чем меньше людей будет знать о существовании младенца, тем лучше. В конце концов, коллеги Минервы не были идиотами и могли сопоставить даты, когда ее вызывали в Ставку, со сроком беременности. Разумеется, они не стали бы болтать, но ведь у студентов тоже есть глаза...
Перед увольнением следовало найти себе преемника, чтобы было на кого оставить факультет. Поначалу Минерва думала об Амелии Боунз — та была на пару лет младше ее самой, училась на Гриффиндоре и получила отлично на ТРИТОНах по трансфигурации, а потом руководила криминалистической лабораторией Департамента правопорядка. Но Боунз не взяли бы в Хогвартс по политическим причинам. Она была двоюродной сестрой убитого Пожирателями Эдгара Боунза, так что сразу после победы Лорда ушла в отставку и для нынешнего режима была персоной нон грата. Даже если бы удалось с ней договориться, вряд ли Совет попучителей пропустил бы такую неблагонадежную кандидатуру.
Мысленно перебрав еще два десятка бывших гриффиндорцев, Минерва решила встретиться с Кингсли Шеклболтом. Чернокожий студент учился на Гриффиндоре лет десять назад, потом закончил школу авроров и стал отличным специалистом, но после переворота тоже уволился. Насколько помнила Минерва, Кингсли всегда был противником Лорда, но свои убеждения особенно не афишировал и, кажется, не числился в списках нежелательных. Она отправила ему сову и затем встретилась с ним в маленьком кафе в магическом квартале Эдинбурга.
Когда Кингсли еще только поступил на первый курс, он был худеньким высоким пареньком. За время учебы он подрос, а теперь, когда Минерва увидела его спустя несколько лет, оказался настоящим великаном. Широкоплечий и улыбчивый, Кингсли подошел к ее столику легкой походкой пантеры и с неожиданной для его роста грацией бесшумно опустился на стул напротив Минервы.
Поначалу разговор не клеился — Шеклболт слушал вежливо и внимательно, но, видимо, не очень доверял Минерве и потому отвечал неопределенно: мол, надо подумать… Потом вдруг задумчиво кивнул, словно пришел к какому-то выводу, и с этой минуты оттаял и расслабился.
— Самое забавное, — рассказывал он мягким глубоким голосом, отпивая небольшими глотками лимонад, — что нынешние власти и вправду ко мне благоволят… Смешно, правда? Фадж предлагал мне повысить зарплату вдвое, чтобы я только остался.
— Вот как? — спросила Минерва, улыбаясь. В присутствии этого бывшего студента ей становилось на удивление спокойно, и отчего-то верилось, что все наладится.
— Да. Дело в том, что я идеально подхожу под лозунги нового режима…
Кингсли прикрыл глаза и процитировал по памяти:
— «В то время, как магловский мир раздирают этнические и религиозные конфликты, чистокровные волшебники едины независимо от расы, национальности, вероисповедания и социальных различий…». Это из передовицы «Пророка». Для целей пропаганды я гожусь, как никто. Представляете, как я бы смотрелся на плакате, изображающем равенство и братство в магическом сообществе при Сами-Знаете-Ком?
Он рассмеялся, показывая белоснежные зубы.
— Но, к большому огорчению Фаджа, я не захотел быть рекламной картинкой…
— Ты со мной так откровенен, — сказала Минерва. — Почему ты вдруг стал мне доверять?