А моя бабушка была добрейшей души человеком. Она не могла видеть, когда кто-то из её детей или внуков грустит или ссорится между собой. Она старалась всех помирить и сама выступала в качестве миротворца. Поэтому она попросила свою младшую дочь, то мою мать, помириться с сестрой. Но та лишь затаила обиду. В отместку она разорвала все письма тёти Клавы, которые у нас были, и много лет не общалась с сестрой. До смерти бабушки она специально игнорировала тётю Клаву и всегда отзывалась о ней крайне дурно. Но потом, когда пришлось делить бабушкин дом (к тому времени, кажется, прошло лет семнадцать), они вновь начали общаться.
Но это было не всё.
С этим домом тоже была изрядная нервотрёпка.
Шестеро детей и, соответственно, шесть долей.
И вот однажды тёте Клаве понадобились деньги. Её старшая дочь попала в какой-то переплёт, и, чтобы выручить её, тётя Клава принялась продавать всё, что могла продать. В том числе и свою долю в бабушкином доме.
И, как и положено по закону, в первую очередь она обратилась с этим предложением к моим родителям. И назвала цену: двести пятьдесят тысяч рублей. Притом что рыночная стоимость этой доли в то время была приблизительно на сто тысяч меньше. Но тётя Клава сказала, что ей нужно именно двести пятьдесят тысяч, и если мои родители не смогут заплатить эту сумму, то она с удовольствием продаст свою долю тому, у кого есть эти деньги. И дан был месяц сроку.
Мои родители ругались и бесились, поносили тётю Клаву на чём свет стоит, но принялись собирать эти деньги, так как тётя Клава была не из тех, кто бросает слова на ветер. В итоге даже мне пришлось помочь родителям, дав им сорок тысяч, которых им не хватало до нужной суммы.
Женщина, родившая меня, расплатилась с тётей Клавой, и вновь перестала с ней общаться, упоминая при каждом удобном случае, как подло она с ней поступила, и распуская про свою сестру всякие нелестные слухи.
А уж какие слухи распускала моя мать про тётю Зину, папину сестру, когда узнала, что дед, её отец, написал завещание, по которому часть его дома переходила к Маше, дочери тёти Зины, потому что та ухаживала за дедом в последние годы его жизни. Моя мать третировала тётю Зину так, что та попала в больницу с микроинсультом!
В итоге, когда Маша позвонила мне и спросила, что с моей матерью не так, и почему она всё время третирует её мать, я честно рассказала, что, к моему величайшему сожалению, моя мать – очень корыстная женщина, и считает, что золовка должна поделиться с ней деньгами, полученными от своего отца.
И Маша принялась убеждать меня, что никаких денег нет, а что касается финансовой помощи моей матери, как недавно овдовевшей женщине, так ей уже помогли. Все браться и сёстры со стороны отца дали ей достаточно денег не только для того, чтобы компенсировать затраты на похороны, но и чтобы ей хватило на первое время.
К слову, мне мать сказала, что все папины браться и сёстры дали ей в общей сложности тысячи две-три. Мол, именно поэтому она считает, что тётя Зина, которая, между прочим, не приехала на похороны (как оказалось, она лежала в больнице, но мою мать такие мелочи, естественно, не заботят), должна ей денег.
В ответ на это Маша ответила мне, что лично дала моей матери пятнадцать тысяч, и видела, как остальные дяди и тёти по папиной линии давали ей не меньше, чем по десять тысяч каждый. То есть перепутать стопку пятитысячных купюр с парой-тройкой тысячных как-то сложно.
Но всё же речь шла о женщине, родившей меня, и потому я сказала двоюродной сестре, что, возможно, моя мать пребывала в шоке и кое-что перепутала. Но, скажу честно, когда мне пришлось хоронить мужа, я прекрасно помню, кто и сколько дал мне денег. Наверное потому, что их было слишком мало, и почти все заявились на поминки, чтобы поесть на халяву. И если бы у меня в кармане внезапно появились пятьдесят тысяч рублей, я бы это запомнила! Так что я уверена, что моя мать в очередной раз врёт, чтобы выставить себя бедной и несчастной вдовушкой, которую все кругом обижают, и раскрутить на деньги всех, кого можно, включая собственную дочь, которая сама копейки считает и носит заштопанные носки, так как нет денег на новые.
Но даже после всего этого отцовская родня продолжает верить моей матери, а не мне.
Так, тётя Зина, которая, казалось бы, первая должна была в штыки воспринимать наговоры и крокодильи слёзы моей матери, неустанно твердит мне, что моя мать страдает и очень плохо выглядит, и потому я должна пойти ей навстречу, отказаться от своей доли и помириться с сестрой и матерью, потому что первая – многодетная мать, а вторая – несчастная вдова.