========== Яблоневый сад ==========
Пахнет мёдом, липами и облепихой. Ветви с огромными яблоками соблазнительно свешиваются за забор, и девушки, встав на цыпочки, увлечённо обрывают всё, до чего могут дотянуться. На руках ажурная сеточка из солнечных пятен.
— Бери больше,— советует Кристина,— не стесняйся!
Яблоки неправдоподобные, едва ли не прозрачные на просвет и очень большие, в жарком воздухе аромат их карамельный до слабости в коленках; у Камиллы матерчатая сумка, чьи ручки уже неделю грозятся оборваться, а Кристина укладывает краденое прямо в футболку, завернув её снизу. Рыжие волосы липнут к вискам, а где-то между лопатками путешествуют капельки пота и щекочут. Сдувая пыльцу с носа, она придерживает футболку на животе и тянется за самым большим яблоком.
— Барышни!
Барышни одновременно изумлённо вскидывают головы, русую и рыжую, обе с хвостиками.
Хозяин на стремянке слился с ветками, такой же худой, сучковатый, продолговатый и укоризненный; барышни, увлечённые янтарными пахучими яблоками, никак не могли заметить его вовремя.
— Барышни, ну имейте уже совесть…
Мгновенно переглянувшись, девушки срываются с места, едва не рассыпав яблоки, бегут, мелькая голыми пятками, наперегонки, как в детстве, не чувствуя под босыми ногами камешков, уворачиваются от веток на узкой аллейке, тенисто-полосатой, смеются, задыхаясь, потому что прижимать яблоки к животу ужасно неудобно; и падают в изнеможении в траву. Камилла тут же перекатывается к подруге поближе, убирает у неё с лица прилипшую прядь рыжих волос, потому что Кристина никак не может справиться с яблоками и футболкой; щёлкает её по носу, и обе снова хохочут, вспоминая неожиданный голос из-под облаков.
— А я ещё тебе такая: «Бери больше, не стесняйся…»
— Хватит… — стонет Камилла и держится за живот,— это так внезапно было. Ну не было же его там!
— Ага. Образовался в ветках, как божья коровка. С небес сошёл.
— Прекрати! — умоляет Камилла и засовывает подруге в рот надкусанное яблоко. Хвост на голове у неё растрепался, она стаскивает резинку, забирает волосы заново и двумя ловкими движениями сооружает новый бодрый хвост. Жарко, шея мокрая, и распускать длинные волосы никак не хочется.
Кристина садится по-турецки, сгребает в кучу все рассыпавшиеся яблоки и укладывает их аккуратной пирамидкой в сумку Камиллы. Камилла устраивается рядом, за спиной, зарывается носом в макушку подруги:
— У тебя даже волосы пахнут яблоками.
Кристина смотрит на просвет на самое большое — она успела его сорвать. Оборачивается, протягивает его Камилле. И с хрустом откусывает от своего яблока.
Девушки познакомились ровно тридцать часов назад и с тех пор провели вместе двадцать девять: пришлось прерываться на обед, чтобы не обижать бабушек. В дачной деревне в сто двадцать человек Кристина оказалась спасением для Камиллы, а Камилла — находкой для Кристины; они уже поделились друг с дружкой сотней историй, смешных и не очень, катались на скрипучих велосипедах, под покровом ночи утащенных с заброшенной дачи, а когда взошёл бледный месяц, угадывали созвездия в ряби на воде и с разбегу бросались в лунную дорожку от берега вглубь, в футболках, чуть стесняясь, а потом и без них. Обсудили всё — мальчиков, скорые вступительные экзамены, музыку, книги, царапину под лопаткой и цепочку на щиколотке, древние ракушки под ногами, бесхозную лодку, впечатавшуюся в берег навечно, учителей, подработку, цвет волос и рисунок на футболке. Ночевали, едва сомкнув глаза, на веранде у Кристининой бабушки, подкреплялись пирогами, сыром и брусничным соком, читали свои стихи вполголоса, потому что ночью не так стыдно за них, и под утро Камилла уснула головой на коленях Кристины, а Кристина устроила голову где-то в пучках шалфея, душицы и мяты.
— Богородская травка,— уточнила, проснувшись, Камилла и стала выбирать веточки из волос подруги.
— Она же чабрец и тимьян,— со знанием дела подтвердила рыжая и растрёпанная Кристина.
Поэтому чай был ароматным, с дымком в свежем утреннем воздухе; даже усохшие сушки без изюма были деликатесом, какого не найдёшь в мишленовских придорожных кофейнях.
…Камилла смешно морщит нос и с хрустом откусывает от своего яблока — оно почти с её голову; девушка держит яблоко двумя руками и пытается кусать в такт с подругой, потому что так больше шума, и даже шелеста листвы не слышно. Им хорошо и смешно даже оттого, что они жуют синхронно и сидят одинаково.
На какое-то мгновение ей кажется, что она смотрит сама на себя — вместо рыжих волос и фантастических зелёных глаз подруги она видит серебристые свои тонкие волосы, выбившиеся из хвостика, и серые удивлённые глаза — обе застыли, смотрят друг на друга в полной тишине, и слышно, как муравей ползёт по травинке и срывается вниз, отчаявшись работать без выходных. Кристина тоже провожает взглядом муравья. Потом наваждение проходит, и Камилла, протянув руку, касается влажных рыжих волос подруги.
— Ты тоже почувствовала?
Кристина кивает. В её зелёных глазах переливаются отражения.
— Перегрелись на солнышке. Идём искупаемся?
Река в сотне шагов, поэтому через двадцать секунд девушки уже оказываются в воде, поднимая облако брызг и поглядывая на берег, на разбросанную одежду.
Спрятавшись в высокой траве, Кристина рассматривает облака, лёжа на спине. Камилла считает новые царапины на её коленках и локтях и уговаривает обработать их. Кристина лишь улыбается, срывает травинку и щекочет ею обнажённые ключицы девушки. Камилла тут же прикрывается ладонями, пихает подругу ногой и ложится рядом. Небо неторопливо ползёт наискосок, застревая подолгу в одном месте, забывает в дальних уголках клочки облаков, и вокруг умиротворяюще пахнет мёдом и яблоками. Камилла снова украдкой вдыхает запах рыжих волос подруги.
Вечер наступает слишком быстро, и Кристина, стоя босиком на пыльной автобусной остановке, долго машет рукой Камилле. Камилла, прижавшись носом к заднему стеклу пыхтящего автобуса, старается не дышать, чтобы не разреветься. Они, конечно, обменялись телефонами и почтой; они едва оторвались друг от дружки, обнимаясь до синяков, и Кристина всё время трогает тоненький браслет, который оставила ей Камилла на память; но, глядя в сиреневое небо и на чёрные кудри деревьев, слушая грустные песни сверчков, девушка почему-то понимает, что эти тридцать шесть часов вместе были последними. Откуда она это знает — неизвестно; не может же она заглядывать в будущее, чтобы узнать, что родителей Камиллы, военных, через неделю переведут на Дальний Восток, а потом девушка, едва закончив университет, стремительно выйдет замуж и уедет в Корею, а вернётся усталой и почти сорокалетней? Нет, конечно, не может. Она думает о ямочках на щеках Камиллы, когда та смеётся, и жалеет, что плохо умеет рисовать. Но обещает себе научиться.
Под туманное уханье ночных птиц и унылые песни сверчков девушка неторопливо идёт к дому и на ходу срывает жёсткие листочки с понурых берёз. Находит колонку и купает по очереди ноги под ледяной струёй, пока ступни не сводит, потом перебирается на сухую траву и идёт к калитке. Бабушка, конечно, не спит и ждёт её, обнимает и вытирает ей жёсткой рукой слёзы. К полуночи бабушка укрывает Кристине ноги стёганым одеялом, потому что с улицы веет прохладой.
Сорок восьмой, думает Кристина, внезапно просыпаясь. Секунду, оторопело глядя в темноту, слушает сверчков, а потом мгновенно засыпает снова.
========== Пицца приходит на помощь ==========
Свидание с самого начала идёт как-то наперекосяк, но Кристина, умудрённая опытом прожитых семнадцати с половиной лет, понимает, что Филипп, длинный и немного нескладный, просто очень смущается. Он уже два раза попытался отдавить ей ноги, едва не набил ей шишку на лбу стеклянной дверью, когда заходили в кафе, а теперь удручённо рассматривает меню. Ощущение, что на каждой странице брокколи и рукола.