========== Оранжевые искры ==========
Девушка просыпается от того, что жёлтый свет сочится сквозь прикрытую дверь комнаты. Она потягивается, распрямляя спину — затекла в неудобном положении. И неожиданно понимает, что она совершенно голая: полотенце развязалось, и Кристина лежит, красиво освещённая лунным светом. В панике она прикрывает грудь, поджимает ноги и заворачивается в одеяло, потому что полотенце мокрое и лежит не пойми как. И сидит, поджав коленки и глядя на полоску света с кухни. Это она не выключила свет? Или Данила уже вернулся? Девушка сглатывает слюну, тихонько откашливается и сползает с кровати. Пол под босыми ногами тёплый и гладкий, и идти получается почти бесшумно, разве что одеяло шуршит.
На кухне Данила сидит на стуле, прислонившись к стене, и дремлет. Перед ним раскрытая книга. На соседнем стуле Юлин рюкзачок. Кристина тихо что-то восклицает от изумления, и Данила немедленно просыпается.
— Ты нашёл рюкзачок…
— Да,— улыбается Данила и трёт лицо ладонями.— Я за ним и ходил.
— Боже… Как?
— Да там публика ненадёжная на этом вокзале, я же говорил. Все про неё знают. Ну, местные.
— Спасибо тебе!
Кристина ловит себя на мысли, что хочет обнять молодого человека, но вовремя останавливается, потому что придерживает одеяло. Поэтому она тихо садится на стул напротив и с благодарностью смотрит на него:
— Ты не представляешь, какое доброе дело ты сделал…
— Представляю. Только вот телефона там уже нет — и следов его мне не удалось найти, очень детективная история. Зато документы на месте.
— Бог с ним с телефоном…
— Денег тоже, судя по всему, не оставили. Но я тебе помогу с обратным билетом.
— И деньги не жалко. Всё равно они не очень-то и мои…
Девушка опирается подбородком на свои ладони, поставив голые локти на стол, и обессиленно улыбается:
— Сегодня такой сложный день… Что ты читаешь?
— Рюгаминэ Итикава, современный автор. Слышала про такого? Сложно оторваться.
Девушка зачем-то хочет сказать, что да, конечно, слышала, но в последний момент с улыбкой качает головой:
— Нет, имя кажется знакомым, но не припомню, чтобы что-то читала у него. Знаешь, мне больше нравится то, что написано давно, веке в пятнадцатом, максимум девятнадцатом…
— Да и не могла слышать. Это мой псевдоним. И книга только вышла из печати, её даже в магазинах пока нет.
Кристина удивлена настолько, что захлёбывается воздухом, закашливается, извиняется и вытирает слёзы, выступившие на глазах.
— Ты писатель?
— Иногда. Это первая книга. Я написал много всего, решил попробовать посмотреть, как это выглядит под обложкой.
Девушка, придерживая одеяло одной рукой на плече, тянется за небольшой книгой в твёрдом синем переплёте и рассматривает её. На задней стороне обложки крошечная фотография Данилы. У него выразительные скулы, и на маленьком портрете, если не вглядываться, он довольно сильно похож на японского автора. На передней стороне очертания каравеллы.
— Извини, я, наверное, тебя задела, когда сказала, что не читаю современную литературу.
Данила улыбается и качает головой:
— К счастью, я хорошо понимаю, что о вкусах не спорят.
— Данила, можно я сделаю исключение из правила?
Кристина видит, как ему приятна эта просьба, хитро прищуривает глаза и прячет книжку в складках одеяла, пытаясь сделать это незаметно.
Он хохочет:
— Читай на здоровье. Ты же понимаешь, что я её наизусть уже знаю.
Девушка улыбается и кивает. Ей хочется поскорее начать.
— Спасибо. Я перед сном буду читать. Не буду тебя смущать, читая при тебе.
— Кстати, а почему такое предпочтение прошлым векам?
— Ну,— говорит девушка,— мне кажется, произведения искусства должны проходить проверку временем.
— И то, что сейчас пишут…
— …я прочитаю лет через двести и оценю,— улыбается Кристина.
— Замечательные планы,— восхищённо говорит Данила.
— Данила.
— Я за него.
— Не смейся и не перебивай. Про двести лет — это не совсем шутка.
Кристина рассказывает всё.
Про перемещения, про свои сны, где она видит себя то фламандской прачкой, то польской девушкой-архитектором. Про случаи с Филиппом, с безвестной старушкой и с Иваном Матвеевичем. Рассказывает про Яну, про то, что не подруга так и не знает про её особенность. И даже про Камиллу. Объясняет, что пускай он считает это сказкой на ночь или фантазией, потому что поверить в это сложно.
— Поэтому я сейчас Юля, хотя и Кристина.
Данила кивает, и выражение его лица сложно понять. Только одной рукой он сильно сжимает другую.
— Спасибо тебе за откровенность,— говорит он.— Это действительно неожиданно. Мне надо переварить это. Можно, я покурю на балконе?
— Можно с тобой?
Данила выразительно смотрит на одеяло.
— Ну да, так ты точно не замёрзнешь.
— Нет уж, я переоденусь. Вроде там должны остаться сухие вещи.
Он с улыбкой кивает, и девушка, прихватив рюкзачок, исчезает в комнате и плотно закрывает дверь. Она от всей души надеется, что полотенце на ней ещё не развязалось, когда Данила вернулся с прогулки.
Кристина вытряхивает содержимое рюкзачка на постель, торопливо натягивает трусики и облачается в просторную серую футболку, к которой уже успела привыкнуть.
— Чёрт меня дёрнул переодеваться в туалете,— говорит она вполголоса. Но тут же думает, что если бы она уехала на своём автобусе, то не встретила бы Данилу.
Девушка босиком выходит на балкон и просит себе сигарету.
— Тоже слишком много волнений за сегодняшний день?
Кристина кивает:
— Даже больше.
Данила протягивает ей сигарету и подносит зажигалку. Правда, она тут же закашливается, вдохнув слишком сильно, и он мягко отбирает у неё сигарету. И кидает с третьего этажа на мокрый асфальт внизу. Сигарета медленно летит вниз и бесшумно взрывается оранжевыми искрами, ударившись об асфальт. Девушка заворожённо наблюдает за ней.
— Лучше ещё чаю выпьем,— говорит Данила.— Эти сигареты всё равно так себе.
— Зачем же ты их куришь?
— Это запасные. Обычно у меня либо трубка, либо вообще ничего.
— А когда ничего нет под рукой, жизнь пуста и полна разочарований, и ты добиваешь себя крепкими сигаретами.
— Ага, точно. Это как после мяса, приготовленного в вине и с прованскими травами, поесть дешёвой колбаски из магазина. Есть можно, но ощущения волшебства нет.
— Колбаски, говоришь.
— Ой, прости,— он смешно смущается.— Я забыл о твоих тёплых чувствах к колбасе.
Кристина улыбается.
— Идём чай пить.
— Идём,— соглашается Данила.
После четвёртой чашки разговор идёт уже о Коннектикуте и станциях метро.
— Понимаешь,— горячась, говорит Данила, все эти названия — Невада, Коннектикут, Северная Каролина, Пенсильвания… Калифорния!
— Массачусетс,— добавляет невнятно девушка, стараясь побыстрее прожевать бутерброд с колбасой,— и Техас.
— И Техас, да. Даже в самих названиях чувствуются просторы, закатное солнце, бесконечные шоссе, далёкие горы.
— Ну не знаю,— с сомнением отвечает Кристина.— Мой слух больше ласкают такие уютные названия. Типа Липецк или что-то такое. О! Как станции метро в Москве. Вот послушай: Алтуфьево,— нежно говорит она.— Кропоткинская, или Савёловская. Звенигородская. Когда это всё диктор в метро говорит, я из вагона не хочу выходить, так это сладко звучит.