— Тут раньше были такие… эти…
Он мучительно вспоминает название блюда, и Кристина не выдерживает: наклоняется к нему, берёт пальцами за рукав отглаженной рубашки и шёпотом предлагает улизнуть, пока официантка не пришла снова. Он с облегчением соглашается и в ближайшей будке с профессионально румяной мороженщицей покупает девушке рожок с тремя разноцветными шариками — клубничным, банановым и персиковым. Кристина, пытаясь выглядеть благодарной, ловит капли стремительно тающего мороженого и придерживает цветочную юбку, чтобы ветер не раздувал её слишком уж нескромно. Девушка терпеть не может персики и клубнику, но стесняется в этом признаться.
Дождь мгновенный и неудержимый, и едва получается найти козырёк сомнительной ценности у заколоченного подъезда; Кристина стоит по щиколотку в бурлящей воде, замшевые туфли держит в обеих руках и отстукивает каблучками друг об друга затейливую мелодию, Филипп умоляет её согласиться на такси или в крайнем случае обещает унести на руках. Но девушка улыбается и бессердечно отказывается, пока Филипп не признаётся, что живёт он совсем рядом, и она могла бы зайти хотя бы чаем погреться.
— И ты всё это время молчал!
Босиком шлёпать по лужам весело, покрывать спутника в светлых брюках россыпью брызг, тем более что солнце уже выглянуло. Тучи жмутся к карнизам, а прохожие к стенам, и хоть тротуара под водой почти не видно, но ручьи блестят и почти звенят в тон оживающим трамваям. Дождь шёл четырнадцать минут, обломал четыреста веток и снёс двадцать четыре полосатых палатки с кукурузой и пирожками.
Дома у Филиппа загадочно, везде книги, впрочем, большей частью пыльные, и телевизор вместо обеденного стола: снимать квартиру дело хлопотное для третьекурсника. Девушка просит позволения уединиться в ванной:
— Вовсе не затем, зачем ты можешь подумать!
И призывает на помощь свои дедуктивные способности, чтобы определить, каким полотенцем можно вытереть замёрзшие ноги. Все полотенца в синюю и белую полоску, как под копирку, и Кристина полагается на удачу, выходит с независимым видом и с благодарностью закутывается с головы до пят в предложенный плед, хотя уже почти успела согреться. Филипп вдохновенно готовит яичницу, которую можно есть лишь из вежливости, а чаем насытиться сложно, и Кристине в голову приходит спасительная идея:
— Пицца!
Пиццеразвозчик спасает почти загубленное свидание уже через двадцать минут, и, устроившись на полу, Кристина с Филиппом блаженно болтают, едят пиццу прямо из коробки и запивают свежим ароматным чаем, играют в настольные игры, называя их напольными. Кристина позволяет себя обнять, и вечер становится совсем приятным. Даже дождь, с новой силой грохочущий по стеклу, добавляет уюта, и девушка лишь теплее укутывает ноги.
В полумраке приятно разговаривать о кино; Филипп снабжает девушку свежими книгами, и в тот час, когда молчание уже не кажется тягостным, они просто сидят рядом, почти в одинаковых позах, и листают страницы, загадывая друг другу знакомые фразы и продолжая их. «Систематизированная систематическая система!» — в один голос говорят они, смеются, и Кристина закашливается, потому что свой собственный голос не узнаёт — простыла? Она поднимается на ноги, как в бреду, потому что всё встаёт и встаёт, длинная и нескладная, а рядом сидит девчонка, укутанная в плед и очень растерянная.
«Пятьдесят третий»,— думает она отстранённо, уже хорошо понимая, что к чему. За последний год она научилась не пугаться; и теперь, стараясь совладать с длинными руками и ногами, глядя на себя, успокаивает Филиппа, который в недоумении разглядывает у себя маленькие ладошки и серебряный тонкий браслет на запястье, откидывает плед и в панике пытается натянуть на коленки юбку, ерошит рыжие волосы, а потом смотрит на себя самого и в ужасе отпрыгивает в сторону, задевая стопки книг, и они лавиной валятся на пол.
Девушка терпеливо объясняет, что нужно сделать, чтобы сознание Филиппа вернулось в его тело, а Кристина по праву заняла бы своё место. Это оказывается не так-то просто, руки дрожат у обоих, и холодную пиццу через час доедают в молчании. Филипп, стараясь не глядеть на девушку, беспрестанно ощупывает себя, а потом не выдерживает и уходит на мокрый балкон курить. Правда, пачка сигарет падает на дорогу — руки дрожат,— и он просто растерянно стоит и смотрит на мокрую улицу. Девушка тихо собирается, складывает книги в аккуратные стопки и выскальзывает за дверь, не попрощавшись.
Больше Филипп свиданий Кристине не назначал, а через пару месяцев перевёлся на другой факультет.
========== Запах свежего асфальта ==========
Осень может иногда быть очень красивой, размышляет Кристина: янтарные листья берёз, гроздья рябины, особого оттенка вечерний воздух, абрикосовый, и нежное ощущение влаги вокруг, даже когда дождя нет. И почему осень не вся такая? Почему обязательно потом слякоть, холода, тысяча одёжек, промёрзшие ботинки, ветер такой, что саднит горло…
Засмотревшись на жёлтые деревья, Кристина едва не столкнулась лбом с прозрачной дверью кофейни; девушка-официантка, маленькая и взъерошенная, даже подбежала и спросила, всё ли в порядке.
Эта последняя за день досадная мелочь сильно выбила из колеи, и вместо того, чтобы идти домой и готовиться к коллоквиуму по истграму, Кристина достаёт из кармана наушники, ругаясь на них вполголоса за то, что в очередной раз спутались морскими узлами, и идёт куда глаза глядят по вечерним улицам, грея озябшие руки в карманах бежевого пальто и беспрестанно переключая композиции — сегодня не нравится почти ничего.
Дождь закончился недавно, и водители, развеселившись, на полной скорости гонят по лужам, поднимая фонтаны брызг.
— Семь футов под килем,— доброжелательно говорит им Кристина, когда левая половина пальто покрывается россыпью мокрых пятнышек. Потом мысленно пытается перевести футы в метры, и получается вполне удовлетворительная глубина для луж.
Ощущение на языке после сигареты ей тоже не нравится, и она выкидывает почти полную пачку.
«Правило оказалось несложным: если одновременно делать какие-то движения одинаково, или находиться в одинаковой позе, или даже одновременно что-то сказать, то сознание перемещается в собеседника. А он, испуганный, пытается понять, почему он теперь рыжеволосая девушка. И задача моя каждый раз одна и та же: вернуть всё на место, тем же самым способом. Например, сесть рядом в одной и той же позе. Или глядеть друг другу в глаза, с ювелирной точностью в зеркальном отражении держась за руки. Или не держась».
Кристина вдыхает запах свежего асфальта и непроизвольно оглядывается. Но не видит ни асфальтоукладочных катков, ни дорожных рабочих. Тёплый запах асфальта кажется ей приятным: он возвращает её в лето. Жара, свежий асфальт на дороге, лёгкая тень деревьев на тихой улице; Кристина с Яной, однокурсницей и смешливой подругой, светленькой и отчаянно веснушчатой, фотографировали друг дружку, представляя, что они на дорогах Калифорнии — у машин, в солнечных очках, со скейтом под мышкой, с полароидами. Босиком на чёрной ленте дороги, в ярких шортах и рубашках, с небрежными пучками волос и пузырями розовой жевательной резинки; потом девушки вдвоём тщательно оттирали совершенно чёрные пятки и извели две упаковки влажных салфеток. Забрались в заброшенный парк с целым кульком черешни, и ничего лучше в мире не было, чем тот день.
«Неприятность в непредсказуемости: однажды я схватила мячик, который пытался догнать трёхлетний малыш, одновременно с ним, и мне в теле трёхлетнего ребёнка было чрезвычайно трудно догнать обескураженную рыжую тётеньку, которая с мячом в руках побежала к маме в слезах. Женщина, мама мальчика, ничего не поняла, пока мне удалось схватить саму себя за руки, мгновенного взгляда хватило, но спустя минуту я, выслушав поток брани рассерженной женщины, спряталась за берёзку, села прямо в траву и разрыдалась, потому что запоздало испугалась, что могла и не вернуться обратно. Пятьдесят второй.