Его сопровождали семеро солдат, которые шли впереди с факелами в руках. Их мысли наверняка вместе с их оставшимися наверху собратьями, теми девятью сотнями человек, что собрались сейчас на выжженной солнцем площадке наверху горы. Твердыня находилась в кольце осады вот уже несколько месяцев. Десять тысяч римских солдат разбили вокруг нее свои палаточные городки, зорко следя за тем, чтобы ни одна душа не выскользнула из ворот.
Закончив молитвы, восставшие поклялись, что, прежде чем римляне ворвутся в город, они собственноручно лишат жизни своих жен и детей, а потом и самих себя. Они молились, прося бога даровать им мужество поднять руку на своих близких.
Как должен поступить и я сам…
Задача, которую предстояло выполнить Елеазару, давила на него столь же тяжело, что и камень в его руках. Он мысленно вернулся к тому, что ждало в ближайшие часы евреев. Могила. Он провел немало часов в подземном храме, прижавшись коленями к каменным плитам, так близко подогнанным друг к другу, что в щель между ними не протиснулся бы и муравей. Он изучил гладкие стены и высокие, арочные потолки. И был вынужден признать, что строители, которые готовили это священное пространство, мастерски сделали свое дело.
Но даже тогда он не осмелился поднять глаза на саркофаг в храме.
Этот нечистый гроб сохранит для потомков святое Слово Божие.
Он еще крепче прижал камень к груди.
Прошу тебя, Господи, избавь меня от этой ноши.
Последняя молитва, как и тысячи до нее, осталась без ответа. Жертвам тех, что остались наверху, должны быть возданы почести. Их проклятая кровь должна сослужить более высокой цели.
Вскоре Елеазар дошел до входа в подземный храм, однако не смог заставить себя шагнуть внутрь. Остальные протиснулись мимо него и заняли свои места. Он припал лбом к холодной каменной стене, прося у Бога утешения.
Бог остался глух к его просьбе.
Тогда он посмотрел внутрь. Там уже мерцало пламя факелов, отбрасывая на кирпичный арочный свод потолка причудливые тени. Под потолком, в поисках выхода, собирались клубы дыма, но не находили его.
Выхода не было ни для кого.
Наконец его взгляд упал на маленькую девочку, которую солдаты заставили опуститься на колени и не давали ей встать. При виде ее сердце Елеазара обливалось кровью. Но нет, он не откажется от возложенной на него миссии, он выполнит порученное ему дело. Он лишь надеялся, что она закроет глаза и тем самым избавит его от необходимости заглянуть в них в самые последние мгновения.
Глаза чистые, как вода.
Именно такими словами когда-то описывала его ныне покойная сестра эти невинные глаза – глаза своей дочери, глаза малютки Азувы.
Елеазар посмотрел в глаза своей племяннице.
Они по-прежнему были детскими, эти глаза, хотя ими на него смотрел отнюдь не ребенок. Ибо она увидела нечто такое, чего ни один ребенок не должен видеть. А вскоре не увидит вообще ничего.
Прости меня, Азува.
Прошептав напоследок молитву, он шагнул в освещенную факелами гробницу. Подрагивающее пламя отражалось в хмурых глазах семерых солдат, которые уже ждали его внутри. Они в течение долгих дней сражались с римлянами и отлично знали, что сражение закончится для них смертью. Но только не такой. Елеазар кивнул им и человеку в длинных одеждах, стоявшему среди них. Девять взрослых мужчин собрались, чтобы принести в жертву ребенка.
Мужчины склонили перед Елеазаром головы, будто перед ними был святой. На самом же деле они не догадывались, насколько он нечист. Лишь ему и тому, кому он служил, ведомо об этом.
Каждый из присутствующих имел кровавые раны: одни – полученные от римлян, другие – от девочки, которую они держали.
Пурпурные одежды, в которые ей пришлось облачиться, были ей велики, отчего она казалась еще меньше. Грязными ручонками малышка прижимала к себе старую куклу с одним глазом-пуговицей, сшитую из куска кожи цвета иудейской пустыни.
Как давно он подарил ей эту куклу? Ему вспомнилось, какой радостью при виде подарка осветилось крошечное личико, когда он опустился на колени, чтобы вручить его ей. Помнится, он тогда подумал, как много солнечного света способно вместить в себя крошечное тельце: казалось, оно в буквальном смысле светилось изнутри, переполняемое радостью по поводу простенького подарка из лоскутов кожи и ткани.
И вот теперь Елеазар заглянул ей в лицо в поисках того солнечного света.
Увы, на него смотрела тьма.
Девочка зашипела, обнажив зубы.
– Азува! – с мольбой в голосе обратился он к ней.
Глаза, которые когда-то были такими прекрасными, такими безмятежными, смотрели на него с животной ненавистью. Азува с шумом втянула в себя воздух, а затем плюнула ему в лицо кровавой слюной.