РОКУДЗЕ. Когда в первый раз я поцеловала тебя, ты ведь тоже испугался, точно дикий олень. Совсем как сейчас.
ХИКАРУ. Верно, я струхнул, потому что не очень–то был влюблен в тебя. Скорее в этом — что–то от юношеского любопытства. А ты и воспользовалась. Надо полагать, теперь ты знаешь, что ждет женщину, злоупотребившую мужским любопытством.
РОКУДЗЕ. Так что с того, что не был влюблен? Хорошо, пусть ты изучал меня, и именно это сделалось твоей целью. Но как же ты был обворожителен! Надеюсь, и по–прежнему остался таким?
ХИКАРУ. Я давно не мальчишка, у меня есть семья. А разве тебе не стыдно: моя жена почти в двух шагах?
РОКУДЗЕ. Мне нечего стыдиться. Я за этим, собственно, и пришла сюда, чтобы уладить свои дела.
ХИКАРУ. Так какое же у тебя здесь дело?
РОКУДЗЕ. Знаешь какое? Чтобы ты любил меня.
ХИКАРУ. Рокудзе, ты в своем уме?
РОКУДЗЕ. Кстати, меня зовут Ясуко.
ХИКАРУ. А я не обязан называть тебя по имени.
РОКУДЗЕ (внезапно опускается на колени и, обняв ХИКАРУ, прижимается щекой к его ногам). Умоляю, не будь таким жестоким со мной.
ХИКАРУ. Ну, наконец–то я увидел, что и ты способна утратить последнюю гордость. (Самому себе). Это даже забавно. И странно: я совершенно не ощущаю, что меня обнимает женщина. Я не в состоянии пошевелить ни рукой, ни ногой.
РОКУДЗЕ. А у меня никогда и не было гордости.
ХИКАРУ. Раньше надо было бы признаться в этом. Тогда, возможно, все повернулось бы по–другому.
РОКУДЗЕ. Ты ведь сам совершил ошибку, ни о чем не подумав как следует. И как только не замечаешь, что мои глаза зажглись от страсти, стоило в них угаснуть последней капельке гордости? Ну а мой надменный тон? Так это же и есть вернейший признак того, что женщина давным–давно позабыла о всякой там гордости. Ведь прибрать к рукам королевский трон барышни жаждут как раз оттого, что обычно именно королевы легче всего расстаются с гордостью… Ой, у тебя же совершенно ледяные ноги, ну вот совершенно. Точно камень какой.
ХИКАРУ. Ясуко…
РОКУДЗЕ. Так я прикорну у изголовья этой бесчувственной ледышки, не способной согреть меня теплом… Хм, а ведь стоило лишь прикоснуться, как в этой ледышке мгновенно закипела страсть. Что ж, я вполне готова остужать твой пыл всю ночь напролет. Правда, такого жара, как у милого моего ледяного камушка, не выдержать даже тому, кто мог бы запросто прогуляться босиком по раскаленной пустыне. [9]
ХИКАРУ (смягчившись). Прошу тебя, поосторожней. Я ведь легко размякну, стоит разбудить во мне жалость.
РОКУДЗЕ. А-а, так я поняла наконец! Ты женился на Аой просто из жалости, правда?
ХИКАРУ (отстраняя ее). Не советую делать скоропалительных выводов.
ХИКАРУ садится на стул. РОКУДЗЕ все льнет к его ногам, прижимаясь к ним щекой совсем как кошка.
РОКУДЗЕ. Умоляю, никогда не покидай меня.
ХИКАРУ (закуривая). Так я же давным–давно оставил тебя.
РОКУДЗЕ. Нет, ты все еще любишь меня.
ХИКАРУ. И разумеется, ты пришла сообщить мне об этом? (Поддразнивая ее). А я‑то подумал, что ты пожаловала сюда терзать мою Аой.
РОКУДЗЕ. Так я надеялась убить сразу двух зайцев. Дай, пожалуйста, сигаретку.
ХИКАРУ протягивает ей сигареты, но РОКУДЗЕ выхватывает у него изо рта именно ту, какой он уже задымил сам. РОКУДЗЕ затягивается. Не зная, как поступить, ХИКАРУ принимается за новую.
ХИКАРУ. Тогда я был слишком молод и ничего не смыслил в жизни, только и жаждал любовных оков. Надеялся спрятаться за ними, точно в клетке. А ты и стала этой клеткой. И даже, когда я решил вырваться на свободу, ты все равно оставалась всего лишь клеткой, моими оковами.
РОКУДЗЕ. Просто обожаю смотреть в твои глаза. В эти самые глаза, искавшие свободу от собственной своей клеточки и от своих оков. Значит, получается, от меня. Да–да, я заковала тебя в оковы любви, потому что действительно любила. Помнишь, тогда еще стояла осень. Самое начало осени. Ты нагрянул ко мне на виллу у озера, и я уже отправилась, было, на лодке встречать тебя… далеко–далеко. Туда, где бухта буквально врезается в станцию. Тогда стояли на удивление ясные деньки. Тихо–тихо поскрипывала мачта, а лодка…
ХИКАРУ. Да–да, над лодкой раздувались паруса…
РОКУДЗЕ (с внезапной страстью). Тебе же не так уж неприятны эти общие для нас воспоминания?
ХИКАРУ. Никакие они не общие. Просто однажды мы действительно оказались вместе. Вот и все.
РОКУДЗЕ. Но мы же плыли в одной и той же лодке, и над нами с безумной силой хлопали паруса. Ах, если бы эти паруса снова сюда! И они опять бы реяли над нами!