Выбрать главу

Милиционеры свистели вслед, а один даже заспешил к телефону, чтобы сообщить следующему посту о нарушителе, превысившем скорость.

На площади Маяковского, когда машины разделяло уже не больше двухсот метров, Повар неожиданно свернул вправо, на Садовое кольцо. Он до предела увеличил скорость. Еще несколько минут — и машины промчались по площади Восстания, вновь нырнули в туннель. Миновали Смоленскую площадь и понеслись к Зубовской. Расстояние между машинами еще больше сократилось. И вдруг Повар применил неожиданный маневр. Он сбросил скорость и, не доехав немного до улицы Щукина, внезапно свернул влево. Завизжали шины. Повар направил такси в подворотню невысокого дома и резко затормозил.

Вот тут-то Владимир смог в полной мере оценить искусство своего водителя. Он не проскочил дальше, как рассчитывал преступник, а свернул сразу же вслед за Поваром. Его такси ударилось в преследуемую машину в тот самый момент, когда Повар выскочил из своего такси и устремился в глубь двора. Владимир понял план Коростылева. Уйти от преследования на машине тот не мог. Еще пять минут, еще десять, и Владимир нагнал бы его. К тому же мчаться по центральным улицам становилось опасно — стало почти светло, светофоры включили, регулировщики выходили на дежурство, навстречу попадалось все больше машин.

Кроме того, Повар уже сумел разглядеть, что преследует его не патрульная и вообще не оперативная машина, а такси, в котором всего один пассажир. В этих условиях он мог рассчитывать, добравшись до хорошо знакомого ему места, бросить машину где-нибудь у проходного двора и скрыться. В крайнем случае можно было, спрятавшись где-нибудь за выступом стены, в темном подъезде, убить преследователя, используя преимущество внезапности, нож и свою огромную силу.

Когда такси Владимира врезалось в машину Повара, шофер ударился грудью о руль, и его немного ошеломило.

Владимир мгновенно открыл дверцу и бросился в погоню. С трудом протиснувшись между брошенным такси и стеной подворотни, он вбежал во двор.

Повар был метрах в тридцати впереди. Он пробежал мимо палисадников, мимо стоявшей в глубине двора школы и скрылся за ее углом.

Владимир устремился за ним. А Повар уже подбегал к деревянным раскрытым воротам, выходившим на улицу. «Улица Веснина», — мысленно прикинул Владимир. Он бежал быстрей преступника, и расстояние между ними с каждым шагом сокращалось.

Но, когда Владимир добежал до ворот, Повара нигде не было видно.

Старый московский переулок был пустынен. Слева, возле массивного здания посольства, неторопливо прогуливался милиционер; сейчас он был как раз в дальнем конце своего маршрута и обращен к Владимиру спиной (он наверняка не успел заметить промелькнувшего Повара); справа, на перекрестке, ритмично то вспыхивал, то гас желтый свет «мигалки».

Убежать влево преступник не мог — там ходил милиционер, да и переулок протянулся далеко. Справа, правда, где перекресток располагался намного ближе, можно было свернуть за угол. Но, если бы Повар сделал это, Владимир успел все же увидеть его — расстояние между ними было недостаточно велико. А что это значит? Возможно, преследуемый или в подъезде дома напротив (но это маловероятно — дом высокий, а кругом маленькие — по крышам не убежишь), или он вбежал в калитку рядом с домом.

Все эти размышления заняли секунду. Владимир бросился в калитку. Он попал в небольшой захламленный двор, казалось, без другого выхода, но, добежав до конца замыкавшей этот двор стены дома, Владимир обнаружил узенький проход. Он осторожно — уж очень проход был удобен для засады — вбежал в него, завернул за угол и оказался в сквере, разбитом перед невысоким домом.

Мелькнула спина Повара, выбегавшего из ворот снова на улицу.

Владимир устремился за ним. Теперь они опять оказались в переулке, но «мигалка» на этот раз была прямо перед ними. Повар пересек улицу Веснина и побежал дальше. Вдали виднелось Садовое кольцо, откуда уже доносился первый шум уличного движения — Москва просыпалась.

Повар промчался вдоль каменной ограды, отделявшей от улицы пятиэтажный дом, свернул вправо в ворота и снова свернул направо.

Их разделяло метров двадцать, Повар бежал тяжело, и Владимир понял, что развязка близка. Кроме подворотни, двор выходов не имел.

На мгновение Владимир остановился и перевел дыхание. Теперь Повару оставалось лишь одно — вступить в схватку.

Но тот, не задерживаясь, уверенно вбежал в один из подъездов. Что он намерен был сделать? Как скрыться?

И тогда Владимира осенило. Еще вбегая в ворота, он заметил справа узкий глухой сад, расположенный между оградой и домом. В сад выходили двери подъездов. Они находились напротив тех дверей, что выходили во двор. Теперь он понял маневр Повара. Пока Владимир будет искать его по всем этажам, Коростылев покинет подъезд через парадное, выходящее в сад, и спокойно выскочит снова на улицу.

Владимир мгновенно повернул обратно, миновал арку, свернул в сад. В нескольких метрах от себя он увидел бежавшего навстречу Повара.

Повар был страшен. Он остановился, тяжело дыша, во рту, широко открытом, блестел золотой зуб, в маленьких глазах затаилась ненависть, лицо покрылось потом. Он был весь в грязи…

Какое-то мгновение оба стояли неподвижно. Потом в руке Повара сверкнул длинный тонкий нож, и с глухим звериным ревом он бросился вперед…

Много позже, когда все уже кончилось, кто-то спросил Владимира, почему он не воспользовался пистолетом. Владимир недоуменно посмотрел на задавшего вопрос — действительно, почему? Ведь проще простого было во время преследования приказать Повару остановиться под угрозой оружия, дать предупредительный выстрел, наконец, просто выстрелить в ногу. Когда же преступник бросился на Владимира с ножом в руке, меры необходимой самообороны не только разрешали, а просто требовали, чтобы Владимир воспользовался пистолетом. (и главное, разве не было бы это самым простым и к тому же законным способом отомстить за Николая?)

Однако он этого не сделал. И вряд ли мог объяснить почему. В тот момент, когда Повар бросился на него, Владимир почувствовал себя на спортивном ковре. Это была очередная схватка по самбо, с той разницей, что ставкой здесь была не золотая медаль, а жизнь. Мозг Владимира, как всегда во время поединка, работал с невероятной быстротой, но абсолютно спокойно. Обстановка оценивалась в долю секунды. Решения принимались мгновенно, почти автоматически, и так же мгновенно осуществлялись.

Но Повар был не обычный противник — его вес превышал вес Владимира на добрых двадцать килограммов (в самбо такого не могло бы случиться). Он весь был отлит из мускулов и ростом на голову выше. В своей огромной руке он держал нож (и, между прочим, не деревянный, который используют в показательных выступлениях самбисты), нож, которым он искусно владел.

Резкий, точный удар ноги, которым Владимир попытался выбить у преступника оружие, оказался недостаточным. Повар только взвыл от боли, но ножа не выпустил. Он на секунду остановился и, молниеносно перехватив нож в другую руку, снова кинулся на Владимира.

Владимиру не повезло. Он сумел мгновенно восстановить равновесие, потерянное после неудачной попытки выбить нож, сумел отбить удар, который Повар нанес ему левой рукой, но в это время нога его поскользнулась на мокрых после прошедшего дождя листьях и он чуть не упал. Повар воспользовался этим и ударил снова. Владимир успел рвануться в сторону, и нож рассек одежду, глубоко вспоров мякоть руки.

Повар быстро перехватил нож в правую руку — он сделал это инстинктивно, — правой рукой действовать было привычней.

Это была ошибка. И ошибка непоправимая. Не обращая внимания на боль, Владимир левой рукой отбил кисть нападавшего и в то же время правой резко рванул к себе руку Повара за локоть. Молниеносным движением Владимир завел ее Повару за спину и нажал. Преступник взревел от боли, нож со звоном отлетел на асфальт. Владимир чуть-чуть ослабил захват, ровно настолько, чтобы задержанному не было больно и в то же время чтоб он не смог шевельнуться.

Он держал в руках убийцу Николая — своего самого близкого, самого дорогого друга. Он держал в руках страшного, неисправимого преступника. Но в эту минуту Коростылев был для него лишь «задержанный». Лейтенант Анкратов — работник милиции, а не судья, не заседатель.