А тем временем в комнате происходил разговор, который Виктор теперь вряд ли сумел бы передать даже приблизительно.
Он весь состоял из намеков, недомолвок, непонятных для непосвященного вопросов и ответов. Казалось бы, странно: вошел незнакомый человек, сел за стол, словно невзначай положил автоматические ножи себе в карман, налил всем полные фужеры водки, первый выпил, а потом стал подливать только им.
Никто друг у друга не проверял документов, ни о чем прямо не спрашивал.
Продолжая разговор, Виктор встал из-за стола и начал ходить по комнате так, чтобы одновременно видеть и дверь, и окно, и всех троих преступников. Он был совершенно спокоен, хотя понимал, что, если грабители придут в себя, очнутся от психологической, что ли, летаргии, в которой они находились, ему придется плохо.
Иногда, много позже, Виктор, спрашивал себя: что бы он сделал, напади на него преступники. И каждый раз уверенно отвечал: вступил бы в схватку. Один. Против троих, в том числе одного великана. Даже не зная, есть ли у них еще ножи, а может быть, и пистолеты. Тут не могло быть двух решений.
Но гипноз его воли, его силы, его смелости действовал достаточно долго, чтобы успели прибыть милицейские машины. А гигант, оказавшийся при проверке одним из самых опасных, давно разыскиваемых московских рецидивистов, потом на допросе недоуменно пожимал плечами:
— И почему я его не убил — сам не пойму. Нахрапом взял…
Что ж, он правильно выразил свою мысль. Именно «нахрапом», если понимать под этим смелость, находчивость, самообладание, стремление выполнить свой долг.
«Погоня» в комнате
Утром, придя в отдел, Виктор садится за стол и начинает, как он выражается, «погоню». Он ловит преступников, опознает их, прослеживает их пути, уличает, и все это не вставая из-за стола.
Итак, Веревочкин-младший не мог участвовать в краже в ателье, коль скоро он сидел в милиции. Значит, эта кража с ним не связана?
«Нет, связана! — убежденно решает Виктор. — Ведь сидел-то он не где-нибудь, а в 24-м отделении, том самом, что в двух шагах от ателье. В том самом, за входом в которое наблюдал человек, оставивший следы на стуле у окна».
Это происходило в двенадцать ночи, а Веревочкин покинул отделение в одиннадцать и сразу пошел домой, откуда никуда не выходил и не звонил по телефону.
Воры не могли знать, что в момент, когда они перепиливали замок чердачного окна, их приятель был уже свободен.
Их приятель? Нет, Веревочкин. А вот что он их приятель, это надо еще установить и доказать…
Виктор задумывается. Почему из всех ателье Москвы преступники выбрали именно это, расположенное рядом с отделением милиции, в котором пребывал Веревочкин?
Это не может быть случайностью. Воры преследовали определенную цель. Но какую?
Вот, скажем, если б на их месте был он, Виктор, и если б в шайку входил Веревочкин, и если б Веревочкина задержали, то с какой целью он «брал» бы это ателье, да еще так быстро после своего ареста? С той целью, чтобы милиция убедилась: Веревочкин под замком, а ограбления продолжаются, значит, он ни при чем. А чтоб, не дай бог, не прошло ограбление мимо 24-го отделения, его совершают тут же перед носом.
И притом в срочном порядке, пока еще Веревочкина не выпустили. Но если все это так, то, значит, налет на магазин «Овощи — фрукты» и налет на ателье не единственные подвиги шайки. Потому что, будь только два этих случая, на их основании трудно строить серьезно предположения о наличии шайки, в состав которой входит Веревочкин.
Однако преступники, зная за собой ряд других краж и предполагая, что милиция уже связала в своем расследовании эти кражи, совершают хитрый маневр, чтобы выгородить Веревочкина. Им и в голову не приходит при этом, что пока милиция располагает лишь двумя ограблениями.
Что ж, спасибо, за высокую оценку! Можете не сомневаться, что завтра или послезавтра Виктор приступит к изучению всех аналогичных дел за невесть сколько лет.
Виктор копается в ориентировках за последние месяцы, в сводках за последние годы — изучает картотеку МУРа, отбирая нераскрытые дела, сгруппированные по способу совершения преступлений, выезжает в райотделы или запрашивает оттуда архивы.
Погоня продолжается. Продолжается не день и не два.
Виктор листает протоколы осмотра мест происшествия, смотрит фотографии. Вот, например, прошлогоднее дело о краже в ателье в Ленинградском районе. Перепилили дужки замка… выдавили неизвестным инструментом дверки сейфа… взяли деньги, только деньги… бросили полотно ножовки.
«Неизвестный инструмент». Виктор тщательно разглядывает в лупу фотографию. Что это возле сейфа за предмет с кольцами на концах, уж не ножницы ли? Качество снимков не удовлетворяет Виктора. Он идет в научно-технический отдел, просит увеличить снимки, рассматривает их снова. Сомнений быть не может — портновские ножницы.
А в продовольственном магазине — ломик. А в кафе — специальный кухонный нож.
Картина все больше проясняется, и Виктор отправляется на доклад к подполковнику Данилову.
— Ситуация складывается следующим образом, — сообщает Виктор, — за последнее время, точнее, на протяжении более года, совершен ряд дерзких преступлений — кражи в кафе, ателье, продовольственных магазинах.
Поскольку все они совершены в определенных участках Ленинградского, Куйбышевского, Тимирязевского и Дзержинского районов, центром которых является Марьина роща, можно предположить, что там преступники и живут. Посмотрите, товарищ подполковник, на план — видите, если поставить неподвижную ножку циркуля в середине Марьиной рощи, то можно обвести небольшой и почти точный круг, внутри которого окажутся все точки совершения преступлений.
Оно и понятно. Грабили ночью, когда транспорт не работает, прохожих почти нет. Если преступление будет быстро обнаружено, то все посты и патрули узнают об этом раньше, чем преступники доберутся до дому. А так раз-два, и они уже спят сном праведников. Что действует одна и та же группа, сомневаться не приходится, слишком много сходных моментов.
— Например? — спрашивает Данилов.
Виктор удивленно смотрит на него — что ж, он не знает, что ли? Но сразу же перестает удивляться — это обычный прием подполковника: он перепроверяет, и, между прочим, не всегда подчиненного, чаще себя.
— Например, — продолжает Виктор, — одинаковые приемы взлома, то, что они никогда ничего, кроме денег, не берут. Один только раз унесли лису…
— Лису? Продолжайте.
— Да, лису для воротника из ателье № 1. И знаете, товарищ подполковник, я думаю, что эта лиса еще скажет свое слово.
— Согласен, — Данилов задумчиво барабанит пальцами по столу, — только надо тщательно продумать, что подсказать этой лисе, когда придет ее черед говорить. Продолжай.
— Продолжаю. Работают эти деятели очень квалифицированно. Спокойно, точно, быстро. Не удивлюсь, если они слесари высокого разряда или хотя бы один из них. Перепиливают решетки и дужки замков артистически. Полотно ножовки потом бросают, а весь другой инструмент находят на месте. Причем весьма изобретательны. Сейфы открывают исключительно ловко: вставляют ножницы в щель между дверцей и стенкой сейфа и выгибают дверцу наружу. Замок остается целым и неотпертым. Поэтому, когда потом осматривается сейф, то факт, что его открыли, представляется прямо-таки таинственным.
Далее. Один из преступников каждый раз сморкается чуть ли не в сейф.
Орудуют всегда без перчаток, это тоже говорит о высокой квалификации — знают, что и в перчатках можно оставить следы. Зато тщательно вытирают все после себя.
Есть основания предполагать, что Веревочкин-младший замешан в этом деле, хотя, как мы знаем, одна из самых дерзких краж произошла в его отсутствие. Но именно это…
— Именно это! — поторапливает Данилов.
— …именно это, товарищ подполковник, убеждает меня в его виновности. Пока у меня нет доказательств, но я уверен, что они специально совершили этот налет, чтобы снять подозрение с Веревочкина: мол, видите, он за решеткой, а кражи продолжаются. К тому же его отец, когда попался, сами помните, яростно отводил от сына всякие обвинения.