— Польза, сэр? — тупо повторил Мейсон.
— Да, польза. — Командор тяжело вздохнул. — Я… э… сказал им, что установка используется для биологических исследований. Они, однако, потребовали еще более конкретного ответа. Я выкручивался, как мог, но в конце концов признал, что понятия не имею, для чего предназначена эта чертова штуковина. И теперь я попал в довольно щекотливое положение, Эл. Почему-то они считали, что командор должен знать обо всех научных исследованиях, которые проводятся на вверенной ему базе.
Мейсон облизнул губы и промолчал.
— Возможно, нам повезет и мы выкрутимся без особых хлопот, — продолжал Хендерсон, — но все может кончиться весьма плачевно. Скажи, пожалуйста, Эл, на случай, если они вновь насядут на меня, что именно вы соорудили в 106-А?
— Это корова, сэр, — едва слышно промямлил Мейсон. Командор удивительно быстро пришел в себя. Лишь на мгновение затуманился его взгляд.
— Как, как?
— Это… э… устройство для преобразования целлюлозы в пищевые продукты, сэр. В молоко, если говорить точнее.
Хендерсон медленно кивнул.
— Корова. Понятно, Эл. Вы построили машину, которая дает молоко.
— Да, сэр. Правда, она еще не доведена.
— Скажи мне, Эл, чем вызвана необходимость создания такой машины?
— Ну… э… мы хотели немного поразвлечься, сэр. Видите ли, сэр, мы не ожидали, что потребуется так много… — под взглядом командора Мейсон замолк на полуслове.
— Хорошо, Эл. — Чувствовалось, что Хендерсон с трудом сдерживает себя. — Вы построили ее для развлечения. Ты знаешь, у меня доброе сердце. Я не стану сердиться. Выметайся отсюда, иди в теплицу и приступай к работе. Если кто-то тебя спросит, скажи, что в Помещении 106-А установлен биологический конвертор. Придумай что-нибудь помудренее. Говори что угодно, но конгрессмены не должны знать, что вы угрохали столько средств ради того, чтобы поразвлечься. Как и о том, что эта громадина предназначена для производства молока. Иначе… Я даже представить не могу, что произойдет, если они узнают об этом.
— Да, сэр.
— Вот так-то. А теперь убирайся. И Мейсон выскочил из кабинета.
В коридоре он едва не столкнулся с Моури Робертсом.
— Я бегу в 106-А, Эл, — протараторил биохимик. — Брайан заглянул туда и сказал мне по телефону, что печень растет как бешеная. Я хочу обрезать ее и уничтожить излишки, а потом… Эл, что-нибудь случилось?
— Да.
— Ты ужасно выглядишь.
— Если б ты знал, что у меня на душе… — Мейсон махнул рукой в сторону кабинета Хендерсона. — Старик вызывал меня на ковер. Похоже, сегодня утром наши гости сунули нос в Помещение 106-А и пожелали узнать, для чего предназначена такая прорва оборудования.
— Нет!
— Да. Командор, разумеется, не мог сказать ничего определенного и понес какую-то чушь. Но он не уверен, что их устроил его ответ.
— Эл, это кошмар! Что же теперь будет? Мейсон пожал плечами.
— Хендерсон, скорее всего, выкрутится, но после отъезда комиссии нам не поздоровится. Наша идея пришлась ему не по вкусу.
— Так что же нам делать?
— Ничего, — ответил Мейсон. — Представление продолжается. Ты пойдешь в 106-А и обрежешь печень. А мне пора в теплицу.
Робертс затрусил к Помещению 106-А, Мейсон побрел к теплице. Затем остановился, поднял голову и сквозь прозрачный купол долго смотрел на далекую Землю.
Кому нужны эти сенаторы? — спрашивал он себя.
Ищейки, скупердяи. Сейчас трудности только у командора, но комиссия уедет, и вот тогда они узнают, что почем. Свобода творчества — это одно, разбазаривание государственных средств на такие пустяки, как механическая корова, — совсем другое. А если об этом станет известно в Вашингтоне…
По телу Мейсона пробежала дрожь. Он не мог не признать, что «корова» отбилась от рук. Они и не подозревали, что задача окажется такой сложной.
Тут Мейсон нахмурился. Что там сказал Робертс? Печень росла как бешеная. Он собирался обрезать ее и уничтожить излишки… Стоп! Стоп!
Моури Робертс хотел подрезать вполне съедобное мясо. А если их «корова» могла давать мясо и молоко… «Черт, — подумал Мейсон, — а вдруг мы старались не зря? Почему мы должны прятаться? Наша выдумка придется весьма кстати. Но…»
Внезапный окрик прервал его размышления:
— Эл! Иди сюда!
Мейсон повернулся. В дверях столовой стоял Ролли Файрстоун, кок первого класса.
— В чем дело, Ролли? — пробурчал Мейсон.
— Я приготовил тебе сюрприз. Тебе понравится, Эл.
Пожав плечами, Мейсон направился к коку. Тот провел его на кухню.
— Подожди здесь, — Файрстоун загадочно подмигнул. Мейсон нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но ждать пришлось недолго. Файрстоун вернулся со стаканом белой жидкости.
— Ты постоянно клянешь порошковое молоко, вот я и решил удивить тебя. Только никому об этом не говори.
Мейсон взял стакан. Понюхал. Пахло молоком. И внешне белая жидкость ничем не отличалась от молока.
— Чего ты ждешь? — торопил его Файрстоун. — Пей. Мейсон пригубил раз, другой, а затем одним глотком отхватил полстакана. Молоко! Натуральное молоко! Вкусное и ароматное!
— Где ты его достал? — спросил Мейсон. Их корова не давала еще молока, да и Файрстоун понятия не имел о проекте «Босси». Откуда, недоумевал Мейсон, могло взяться на Луне натуральное молоко?
— Личные запасы конгрессмена Мэннерса, — ответил кок. — Я подумал, что от него не убудет, если ты выпьешь один стаканчик. Он привез с Земли пять или десять галлонов молока.
У Мейсона отвисла челюсть.
— Он… привез… пять или десять… галлонов… молока? Файрстоун радостно кивнул.
— Я знаю, что ты любишь молоко, и решил побаловать тебя.
— Но зачем… почему он привез с собой молоко?
— У него язва. Он на молочной диете. Пьет только молоко и почти ничего не ест. С ним у меня никаких хлопот. Залез в холодильник да налил стакан, вот и все дела. А уж с остальными просто беда. Если б ты слышал, что они говорят о сублимированных продуктах!
Мейсон хмыкнул:
— Они сами в этом виноваты. Мы едим эрзац, потому что выделенных ими денег не хватает ни на что другое.
— Да, — кивнул Файрстоун. — Вот и попробуй им сказать об этом.
— Я? — Мейсон широко улыбнулся и допил молоко. — Я тут работаю, Ролли. Зачем мне нарываться на неприятности. Спасибо за молоко, старик.
— Только никому не рассказывай.
— Я буду нем как рыба, — пообещал Мейсон.
Два следующих дня прошли без происшествий. Мейсон и его друзья по-прежнему заглядывали в Помещение 106-А лишь в случае крайней необходимости. Излишки печени теперь не уничтожали, но аккуратно складывали в холодильник. Да и кто в здравом уме мог выкинуть натуральное мясо. После отъезда комиссии они намеревались отдать печень Файрстоуну и закатить пир. Бифштексы из сушеных водорослей порядком всем надоели, и вряд ли кто отказался бы от жареного мяса.
Перед обедом шестого дня пребывания законодателей на Третьей Лунной Мейсон шел к себе, чтобы переодеться, когда его остановил Ролли Файрстоун.
— Эл, мне надо с тобой поговорить, — прошептал кок.
— Слушаю тебя. Что случилось?
— Помнишь стакан молока, который я дал тебе пару дней назад? Молока конгрессмена Мэннерса?
— Да, — кивнул Мейсон. — А что? Файрстоун дрожал от страха.
— Ты никому не рассказывал об этом?
— Конечно нет. Неужели ты думал, что я могу подвести тебя?
— Если кто-нибудь узнает, что я дал тебе молоко Мэннерса, — пролепетал Файрстоун, — командор четвертует меня.
— Да? А почему?
— Потому что я только что заглянул в молочный контейнер Мэннерса. Он практически пуст. Молока ему хватит на сегодняшний вечер, а утром он закатит нам концерт.
— Но ты говорил, что он привез с Земли десять галлонов молока. Как оно могло кончиться?
— Он же не считал каждый стакан, — ответил Файрстоун. — И кто я такой, чтобы указывать ему, сколько он должен пить молока. Да и я сам не обратил внимания на то, что оно подходит к концу. А Мэннерс требовал молока, как только у него свербило в животе, пять, шесть, семь раз на день, а то и чаще.