Она молча смотрит на Томи. Его голова клонится к открытой книге.
Нет, он здоров. Она прекрасно знает, что он нормальный ребенок.
На цыпочках она уходит в свою комнату и закрывает дверь. С облегчением сбрасывает туфли, и ступни ее погружаются в мягкий поролон. Ниса усаживается у окна.
Да, Томи нормален для тех условий, в которых протекала его жизнь со дня рождения — то есть, по земным меркам, условий совершенно ненормальных.
Она прижимается лицом к стеклу. Горы, однако, остаются такими же далекими.
Увы, у нее сын-невротик!
Смеркается, но и в тусклом вечернем свете снег блестит до невозможности ярко.
Сын-невротик, сын-невротик… в ее воображении Томи превращается в нечто фантастическое.
Что будет с ним после ее смерти? Ему скоро исполнится двенадцать, а он не видел ни одного человека, кроме отца и матери.
Ей показалось, будто за окном промелькнула какая-то тень.
Еще плотней прижимает она лицо к стеклу, взгляд ее обезумело мечется.
Только снег и сумрак, ничего больше.
Но ведь что-то она видела! Неужели это ей только показалось?
Она надевает герметизированный костюм и выходит в ночь, к беззвездному небу, в вечный холод.
Пруд — это лед и вода. Лед — видимая поверхность, а вода — глубоко на каменистом дне. За прудом высятся несколько скал, в них всех множество пещер.
Она направляется к скалам. Туда Томи ходит играть.
Вдруг она останавливается.
— Томи, ты здесь?
Нет, конечно: ее сын крепко спит. Ведь она сама закрыла дверь, когда лицо его погрузилось в поисках сна в подушку.
Но сидела она к двери спиной. Может, он вышел крадучись и она не заметила?
Ниса кусает губы. Если Томи в пещере, она его обязательно увидит. А если он спит…
Она идет дальше. Медленно, чтобы ее шагов не было слышно.
«Мама!»
Она останавливается: это Томи позвал ее. И она кричит в микрофон:
— Томи, ты здесь? Никакого ответа.
На этой половине Гарниса окончательно воцаряется ночь.
«Мама!»
— Томи!
Ниса поднимает руки ко рту, но их останавливает прозрачная пластмасса шлема.
И только тут она понимает, почему нет ответа: она слышит не ушами. Голос Томи звучит у нее в голове!
«Мама, возвращайся!»
Но она по-прежнему идет к скалам.
«Не надо, мама, не ходи туда!»
Ниса останавливается. Ей кажется, что она сходит с ума.
«Возвращайся домой, мама, возвращайся скорей!» Ниса уже у входа в одну из пещер, которых так много в этих скалах. «Мама, возвращайся!»
Вход в пещеру низкий, внутри нее шлем то и дело стукается об обледенелый потолок.
«Мама, очень тебя прошу!»
Туннель приводит ее в огромный пустой грот, пол которого покрыт льдом. В правой стене грота начинается новый туннель.
«Возвращайся, мама!»
Чем дальше, тем этот новый проход уже. Новый грот. Новый туннель.
«Мама, здесь опасно, ходить одной здесь нельзя!»
Не может быть, чтобы ей слышался голос Томи, просто шалят нервы.
Проходы, гроты, залы, естественные лестницы, замерзшие водоемы, заканчивающиеся тупиками туннели… Ниса выходит наружу.
«Мама, теперь сразу домой, возвращайся скорее, мама!..»
Она не спеша окидывает взглядом весь западный склон огромной массы камня, высящейся между ней и куполом, и тут замечает еще одну пещеру, в стороне от других.
«Мама, не входи туда!»
Она смотрит на термометр: температура на два градуса выше, чем снаружи. Что бы это значило?
Она осторожно протискивается вперед. Как нервирует этот голос, звучащий у нее в голове!
Шесть шагов. Семь. Восемь. Термометр показывает уже 63° ниже нуля. Но разве такое возможно? Ведь на этой проклятой планете температура никогда не поднимается выше 85°!
«Мама, остановись!»
Ниса опять останавливается. Зал, в котором она оказалась, огромный: луч света из фонаря на шлеме едва достигает противоположной стороны.
не боится ли он что она обнаружит нет-нет Вакуль я уверена это только из-за зилибаров разве ты не помнишь как мы его предупреждали о них
«Мама, заклинаю тебя, возвращайся!»
Ниса бросает взгляд на шкалу термометра: — 40°.
И температура продолжает повышаться.
ведь зилибары начнут передвигаться когда температура поднимется до точки замерзания воды
Ниса исследует безмолвствующий зал. Уже — 36°.
«Мама, остановись, мама, почему ты меня не слушаешь?»
Уже — 23°.
Ниса видит в стене начало совсем узкого хода. Может, это вход в новый туннель? Как пробираться через него, ползком?
может быть она не слышит как он зовет ее
Уже — 18°.
Яркий луч из фонаря на шлеме светит в темноту узкого хода.
«Ой, мама, не надо, не надо, мама!..»
Уже — 9°.
но что она собирается делать она сошла с ума женщина вернись даже в мыслях не приближайся к этому логову
Ниса наклоняется и заглядывает в узкий ход. Обычно в герметизированном костюме не бывает жарко, однако сейчас с нее ручьями льет пот. Да, она явно сошла с ума: например, эти голоса нее в голове…
Она отшатывается: внутри хода что-то шевельнулось — похоже, камень. Но кто его привел в движение?
один уже проснулся и теперь надо ждать худшего ведь и другой зилибар поднялся и направляется сюда
Свет фонаря пронзает тьму, натыкается на выступы каменных стен, отражается от них. Как хорошо, что замолчал наконец этот голос, который, кажется…
Она цепенеет от ужаса, глаза ее широко открываются: повинуясь неведомой силе, камень поднимается с места, где лежал, повисает в воздухе, а потом начинает медленно двигаться по направлению к ней.
Ниса подается назад. Камень, покачиваясь, выплывает из узкого хода. Он явно хочет повиснуть над головой Нисы, и Ниса пятится, не останавливаясь ни на миг.
совсем растерялась ведь она не знает как отразить нападение зилибара изголодавшегося пока спал
Одно неосторожное движение Нисы, и камень повисает прямо над ней. А потом падает.
Шлем раскалывается как яичная скорлупа.
может быть она потеряла сознание а может быть умерла но так и не обнаружила обогревателей которые ее сын разместил чтобы вернуть к жизни нашу планету зилибары рыщут в поисках добычи а она
11
Хаос исчезает и уступает место запахам, звукам, свету.
— Томи…
— Как ты себя чувствуешь, мама?
Ниса не может понять, что видят ее только что открывшиеся глаза.
— Дай руку.
Теперь в ладонях у нее что-то теплое — будто в гнездо села птица.
Как ты себя чувствуешь, мама? — повторяет Томи.
От света ее глазам больно.
— Задерни занавески. Боль слабеет.
— Так?
— Так хорошо. Подойди ко мне.
Снова ощущение, будто в ее ладонях дрожит птичка.