СОЛОВЬИНАЯ НОЧЬ
Ночью, когда уставшие за день ракетчики уже спали крепким сном, белобрысый паренек на крайней койке тихо спросил соседа:
— Спишь?
— Нет...
— Пойдем?
— Угу...
Молча сунули голые ноли в сапоги, набросили на плечи шинели и, стараясь не стучать каблуками, вышли на улицу.
Дневальный оторвался от книги, мельком взглянул на ребят и опять принялся за чтение.
Прошло минут двадцать. Солдаты не возвращались.
«Пора бы...» — подумал дневальный.
Когда и через полчаса они не вернулись, он доложил дежурному. Дежурный — сержант Обуховский — вышел на крыльцо.
«Странно... Куда бы это они могли запропаститься?» Прямо перед казармой в слабом лунном свете стоял в кипени вишневый сад, и сержанту вдруг показалось, что это за ночь выпал снег и покрыл хлопьями деревья.
Когда-то этот сад посадили сами солдаты на ленинском субботнике. И вот уже несколько лет вишни плодоносили.
Ракетчики любовно ухаживали за садом. Строго следили, чтобы никто не рвал плоды, и когда вишни созревали, всем миром собирали богатый урожай, и потом всю зиму на солдатском столе был ароматный вишневый компот.
Слева, метрах в ста от казармы, начиналась дубовая роща. Сержанту показалось, что в ней мелькнул красный огонек сигареты.
«Ну, погодите, голубчики», — подумал он и направился к роще.
Он шел по еле угадываемой в легком тумане тропинке, вьющейся в густом орешнике оврага, который проходил через рощу. Чуть левее, на самом дне оврага, журчал ручей, заросший лозняком и черемухой.
И вдруг: «Щелк! Щелк!» Сержант остановился. На другой стороне ручья запел соловей. Чистая трель раскатилась и тут же стихла. Соловей, видимо, прислушивался к шороху, но через минуту, забывшись, пустил новое колено: «тю-лит, тю-лит, пью, пью, пью», а затем изо всей силы ударил: «фи-тчурр, фи-тчурр, пи-фа, пи-фа, чочочочочо-вит». Сержант стоял как завороженный. Он хотел было идти дальше, но здесь откликнулся второй соловей. Он запел где-то неподалеку.
Сержант сделал несколько шагов и чуть не наступил на ноги солдатам. Они сидели под ореховым кустом, привалившись друг к другу плечами, и слушали.
— Вот вы где, голубчики... — начал дежурный.
— Тс-с, — прижал палец к губам один из солдат.
В это время завязался соловьиный поединок.
Как они пели!
— Восемь колен дал! — восхищенно прошептал первый солдат.
Недолго стояла тишина. Где-то рядом снова полились соловьиные трели.
— Перелетел на новое место, — сказал второй.
— Не-ет, это другой поет. Семь колен.
— Слушай, откуда ты все это знаешь? — удивился сержант.
— Дед научил, — ответил первый солдат.
Сержант присел рядом с солдатами. Они послушали соловьиный концерт еще несколько минут и молча побрели к городку. Завтра их ожидал новый нелегкий солдатский дань. А пока они не слышно шли по краю оврага. Тропинка поднималась вверх, и когда они вышли из рощи, на небе торчал рог полумесяца, тускло освещая покрытый кипенью цветущий вишневый сад.
А там, внизу, в овраге, соловьи входили в азарт. Вот первый пустил «пеночку», вывел «флейту», а потом рассыпался «горошкам» и «бисером» и смолк. Второй отвечал ему. Откуда-то появился третий, четвертый...
Звенел овраг от соловьиного пения, и солдаты были счастливы, что эта чудесная весенняя ночь выпала на их долю.
СТРЕЛЯНЫЕ ВОРОБЬИ
Удирая от рыжего кота, оставив ему только несколько перышек от хвоста, воробей стукнулся о перекладину, выпорхнул в разбитое оконце и, пролетев несколько метров, упал. Тут ему и конец пришел бы, но теплые руки подняли и внесли его в комнату.
Неделю прожил воробей, прозванный Прошкой, у капитана Карасева, пока не окреп, затем тот выпустил его на волю.
Но воробей хорошо запомнил окно.
Первого января Прошка явился пораньше, сел на открытую форточку и громко закричал:
— Чик-чирик! Чик-чирик! — На воробьином языке это, наверное, означало: — С Новым годом! Угощение уже на столе.
Прошка полетел на кухню завтракать.
Через несколько минут послышались звонкие удары клюва по алюминиевой тарелке. Прошка угощался раскрошенным пирожным и овсяной крупой, припасенными с вечера заботливым другом.
— Чик-чик-чирик! — поблагодарил воробей. — Славно позавтракал.
Прошка уселся на крышку радиолы и стал легонько стучать по ней клювом. Он соскучился по музыке, тем более день-то необычный, праздничный.