— Не увлекаться добавлением… — задумчиво повторяет за Варькой Сашка. — Это знак! Реально! Не надо пока никого привлекать. Надо выяснить, с кем твой охранник разговаривал.
— А это может быть маньяк? — вдруг пугается Варя. — Как твой Сергей-Филипп?
— Не мой, — привычно отрицаю я.
— Не-е-ет! — решительно вмешивается Сашка. — Я насчет Сергея давно передумала. Он не маньяк. Он несчастный мужчина, влюбившийся не в ту женщину. Он за столько лет Лерку пальцем не тронул. Даже целоваться не лез! Ведь не лез?
— Не лез, — подтверждаю я. — Но он меня очень напрягает!
— Остается только следить за твоим Виктором Сергеевичем, — резюмирует Сашка. — А что еще придумаешь? Что-то где-то скажет, проболтается… Как-нибудь себя выдаст.
Проболтается — это не про Виктора Сергеевича. Его статус — "непоколебимо невозмутимый". Только если случайно, как в первый раз.
— Какие планы на день? — живо интересуется Сашка, отвлекая себя и нас от темы разговора.
— Обедаю с мамой, — рассказываю я. — Ужинать надеюсь с вами.
— Я попробую всех собрать! — обещает Сашка. — Когда еще по-нормальному увидимся?
— Давайте только не в клубе! — просит Варя. — Давайте прогуляемся по местам боевой славы!
Глядя на наши удивленные лица, Варька довольно хихикает:
— По городу погуляем! К школе сходим. В "Пельменную". На лавочке в сквере посидим! — и с лукавой улыбкой читает стихи. — Чем пахнет детство? — мы забыли. Ириской, смехом, молоком… Чем пахнут взрослые? — банально. Парфюмом, грустью, коньяком.
— Твои? — смеется Сашка. — Я пахну Ванькой, цирковой лошадью и недосыпом.
— Нет. Не мои. Прочла где-то, не помню даже, где именно, — зеленые Варькины глаза сверкают нежностью и юмором. — Тогда я… я пахну…
— Максимом, фарфором и снова Максимом! — перебивает Варьку Сашка. — И по поводу фарфора Макс будет не согласен. А ты, Леруся?
Я? Я теряюсь, не зная, как ответить на этот вопрос. Сашка — молодая мама, в одиночку растящая сына. Она работает в нескольких местах, еще и подрабатывает по мелочам. Помощи ни у кого не просит. Варя — тонкая творческая натура, человечек, которого мы все, не сговариваясь, всю жизнь оберегаем. От чего? Да от всего, что может ей навредить. Как так получилось — мы и сами не знаем. Как говорится, исторически сложилось. Они с Максом с двенадцати лет влюблены друг в друга. А "запах" фарфора у нее от коллекции, которую всю жизнь собирала ее бабушка Елизавета Васильевна с другом Михаилом Ароновичем. А я?
— Лерка пахнет хрусталем, надеждой и одиночеством… — вдруг говорит Варька, испугавшись того, что сказала, и покраснев.
— Почему хрусталем? — недоумеваю я. Надежда и одиночество меня никак не задевают. Это абсолютная правда. Я никогда не вру лучшим подругам.
— Ты прозрачная, — быстро объясняет Варька. — И фигура хрупкая, и глаза хрустально-серые. И потом… Кто с хрусталя ежедневно ест и пьет? Только по праздникам.
— Разве что… — усмехаюсь я. — Надежный одинокий хрусталь. Так бывает?
— Ну ты же есть, — пожимает плечами Варя. — И не надежный, а надеющийся. Это разные слова.
— Правда, Лерка, — серьезная Сашка отставляет кофейную чашку и утыкается подбородком в сложенные замком руки. — Сколько мужчин вокруг! Неужели ни разу сердечко не екнуло?
— Не помню, — искренне отвечаю я.
— Значит, ни разу! — Сашка грустно смотрит на меня. — Так и останемся мы с тобой старыми девами.
— Старая дева — мать-одиночка? — смеюсь я печально.
— Старая дева — это состояние души, а не физиологический недостаток, — насмехается над самой собой Сашка. — Я статистику смотрела: каждая третья семья с матерью, одной воспитывающей ребенка. А ты старая дева, потому что довериться никому не хочешь.
— Не могу, — коротко объясняю я.
— Вы меня расстроили, — обижается на нас Варька и, покраснев, спрашивает у Сашки. — Ты нам когда-нибудь расскажешь про отца Ваньки? Ой! Баба Лиза ругает меня за этот вопрос, чую левой пяткой!
— Расскажу, — угрюмо врет Сашка. Точно врет! Я ее двадцать три года знаю.
— Ты, Сашка, пахнешь, конечно, Ванькой. Но еще ответственностью и доверием! — важно заявляет Варька и начинает нас тормошить. — Ну так как? Гуляем?
— Гуляем! — дружно отвечаем мы с Сашкой, приводя Варьку в восторг способностью синхронизироваться.
— Куда уходит детство? В какие города? — шутит Вовка, когда наша шестерка встречается возле заветной лавочки в пришкольном сквере в семь часов вечера.
Старые липы едва шелестят золотисто-желтыми листьями. Вечер теплый и солнечный. И мы странно смотримся сейчас: шесть взрослых людей, собравшихся ненадолго вернуться в свое школьное детство.