— Мне ненавистен всякий грех.
Но вас, Иуды, вас, предатели,
Я ненавижу больше всех.
— Почему он здесь? — холодный, даже ледяной вопрос задает мой отец своему другу.
На лице Николая Игоревича растерянность и досада, словно он до этого мгновения надеялся на чудо, но оно не произошло.
— Илья. Это не то, что ты подумал…
— Николай, я не застал тебя в постели со своей женой или дочерью, — сквозь зубы цедит мой отец, бережно, но крепко взяв меня за локоть, как будто защищая от опасности, одному ему ведомой. — Я удивлен, что он… твой гость.
— Это мой гость! — вмешивается в словесное противостояние мужчин Ада. — Я дочь именинника и имею полное право пригласить того, кого захочу.
— Это не твой праздник! — резко возражает мой отец. — И ты, Николай, прекрасно знаешь, что это значит для меня.
— Илья, честное слово, я… — неловко начинает оправдываться Николай Игоревич, но замолкает, потому что к нам подходит ОН в сопровождении симпатичного молодого блондина, чертами лица напоминающего… конечно, Аду.
— Добрый вечер, отец, сестренка! — молодой человек с искренними голубыми глазами пожимает руку своему отцу и поворачивается к моему. — Здравствуйте, Илья Романович! Я привел к вам…
Юноша смотрит на меня и резко замолкает, словно споткнулся на ровном месте. Наступает неловкое молчание, во время которого Николай Игоревич огорченно смотрит на моего отца, пытаясь поймать его взгляд, Ада восторженно, по-взрослому смотрит на НЕГО, мой отец тоже не отрывает взгляда от НЕГО. В этом взгляде уже не мгновенно вспыхнувшее бешенство, как несколько минут назад, а настоящая, глубокая ненависть.
ОН же тоже, как и брат Ады, смотрит на меня, игнорируя взгляд моего отца. Его темно-карие глаза кажутся почти черными: во взгляде та же… ненависть, выстраданная, родившаяся не сейчас. Я не знаю этого человека, я никогда с ним не общалась. За что ему меня ненавидеть? Есть только один ответ — за отца.
Истуканом застывшего сына представляет мне Николай Игоревич:
— Лерочка! Это мой сын Андрей!
— Здравствуйте! — протягиваю руку для легкого пожатия, но оно получается тяжелым, почти невыносимым, потому что мою протянутую руку перехватывает большая и горячая ЕГО рука.
— Хотелось бы тоже быть представленным.
Голос низкий, бархатный, о чем-то предупреждающий. Руку мою ОН продолжает удерживать. Сердце сбивается с ритма и пытается запуститься заново, но это у него пока не получается, поэтому оно просто не бьется, что вызывает гудение в ушах. Мою руку у НЕГО забирает мой отец, говорящий странные слова:
— Такое представление излишне! Хорошего вечера!
Отец быстро уводит меня от этих людей к самому дальнему фуршетному столу. Ведущий вечера уже представил певицу, вышедшую в центр зала с микрофоном, чтобы исполнить романс для именинника.
— Что происходит? — спрашиваю я медленно и осторожно. Сердце начало выполнять свою работу, наконец, запустившись. — Кто этот человек?
— Один старый знакомый, — с трудом отвечает мне отец, прикладывая заметные усилия, чтобы успокоиться и выровнять собственное дыхание.
— Насколько старый? — пытаюсь я пошутить. — Мне показалось, что ему…
— Ему тридцать девять лет, — резко отвечает мне отец и тут же смягчает тон. — Я назвал его старым, потому что веду с ним дела очень давно.
— Дела? — недоверчиво усмехаюсь я. — Ты ведешь дела с человеком, которого ненавидишь и который ненавидит тебя?
— Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, — шутит пушкинскими словами отец. — Сейчас уже не веду. Не общайся с ним, пожалуйста.
— И не собиралась, — пожимаю я плечами, голой спиной ощущая ЕГО взгляд, который не отпускает меня ни на минуту. — Нам негде пересекаться, кроме как на встречах, куда водишь меня ты. Сама я никуда не хожу.
— До сегодняшнего вечера нам удавалось не пересекаться, — рассеянно-задумчиво говорит отец, стоя спиной к НЕМУ. — Если бы я знал, что он будет здесь…