— Значит, мой папа был совсем старый? — поражается Ваня. — Или его застрелили на войне?
— Почему старый? Почему на войне? — теряюсь я. — На какой войне?
— Тогда почему он уже умер? — настаивает мой сын. — Ты сказала, что он умер.
И я вспоминаю недавний разговор с отцом. Я привезла родителям Ваню, и папа воспользовался ситуацией, чтобы прочесть лекцию о моем статусе матери-одиночки:
— Александра! — водрузив очки на нос, начал он. — Прекрати от меня бегать и скажи, наконец, когда ты решишь вопрос об отце для мальчика?
— Папа! — умоляюще поморщилась я. — Не начинай! За первого встречного я не пойду, а абы за кого не собираюсь.
— К нам приезжал твой начальник, — продолжал нападать отец. — Интересный, состоятельный человек.
— Папа! — нервно смеялась я. — Портной не человек! Портной — стихийное бедствие. И он женат!
— Он сказал, что это временно! — строго наставлял меня отец. — И готов жениться на тебе, и взять ответственность за Ивана, но ты…
— Но я против? — я почувствовала приближение смеховой истерики. — Папа! Он не просто женат! У него и детей двое! Тебя это не смущает?!
— Он сказал, — папа отреагировал на мои слова о детях совершенно спокойно. — И этих детей он не бросит. Его доходы это позволяют.
— Папа! — настойчиво спорила я. — Ты сошел с ума! Ты хочешь счастья внуку за счет счастья двух маленьких Портных?
— Я просто хочу ему счастья, — устало возражает отец. — Раз ты его решила рожать, должна была и об отце подумать.
— Я сама содержу себя и своего сына! — тут же завелась я мотоциклом, пыхтя от обиды и раздражения на нравоучения. — Захочу — и еще нарожаю!
— Рожай! — грубо отрезает отец, привыкший к моим эскападам. — Но чтобы у каждого был отец! У каждого! Если бы ты не была такой категоричной и скорой на необдуманные решения, то Ваню сейчас бы воспитывал собственный родной отец в полной семье!
— Ты ничего не знаешь и не узнаешь об этом человеке! — устало рассердилась я и из вредности добавила. — Считай, что он умер! Жаль, что не долгой и не мучительной смертью!
Позади меня послышался шорох. Я резко обернулась — это был Ваня, стоявший на пороге комнаты и внимательно прислушивавшийся к разговору.
— Правда, умер? — тихо спросил он, поглядев на меня серьезно и печально «его» глазами.
— Правда! — вдохновенно, искренне, убедительно соврала я сыну.
Оказывается, это прекрасно и совершенно невыносимо — видеть, как Илья Романович, отец Лерки, ведет ее, неземную красавицу, по направлению к Верещагину. «Повторение» гражданской церемонии, которой не было дважды, задумано нами по европейским стандартам.
Ретро-стиль платья «Грейс Келли» делает очаровательно изящную Леру удивительно целомудренной и отрешенно красивой. Верещагин, который никогда, в угоду примете, не видел ни одного из трех Лериных платьев, пораженно замирает и дергано, нервно сглатывает. Варькины зеленые глаза полны слез. Игорь насмешливо улыбается. Вовка задумчиво смотрит на Варю. Максим благородно спокоен и даже подмигивает мне, внезапно разнервничавшейся.
Вы замечали, как прекрасны все невесты на свете? Любые. Высокие и маленькие. Стройные и пухленькие. Молодые и в возрасте. Прекрасны не платьем, не красотой лица, не стоимостью украшений. Они прекрасны своей избранностью, именно это ощущение охватывает окружающих, по-хорошему завидующих им. Они прекрасны неизвестным будущим, которое кажется им и всем нам обязательно счастливым. Иначе… зачем всё это? И даже если в дальнейшем всё сложится совсем не так — сегодня все уверены в том, что у молодой семьи в жизни будет так, как задумано.
Наша Лерка полюбила. Наша холодная гордая красавица встретила того, кто полюбил ее, робкую маленькую девочку, умную и порядочную, по воле бога и родителей попавшую в это великолепное тело, получившую это неповторимое лицо и фантастически завораживающие хрустальные глаза. Получившую не как награду или наказание, а как испытание, которое она с честью и достоинством прошла и будет проходить.
Валериана, подлитая в шампанское, творит чудеса. Я хочу плакать, но смеюсь. Я хочу завидовать, но восхищаюсь с любовью. Я хочу любить, но не могу.
Глядя на появившихся в ресторане мужа и жену Верещагиных, встречаемых небольшой группой гостей, я снова чувствую потребность любить, размытую до мутных слез.