Выбрать главу

Виктор Сергеевич возникает за моей спиной, и я слышу короткий вопрос:

— Готовы?

— Было очень приятно познакомиться, надеюсь на скорую встречу, — почти не вру я расстроенному Андрею и покидаю опасный для душевного равновесия вечер.

Только когда я сажусь на заднее сидение автомобиля, вспоминаю, что оставила клатч на фуршетном столе.

— Я забыла клатч, — сообщаю я Виктору Сергеевичу.

— Опять? — щурится он, странно на меня глядя. — Это входит у вас в привычку.

— Память плохая, — и снова почти не вру.

— Оставайтесь в машине! — командует мой личный охранник и уходит за сумочкой.

Буквально через минуту после ухода Виктора Сергеевича хлопает водительская дверь — и за руль садится… ОН. От безотчетного страха и сумасшедшего по силе прилива адреналина я чувствую, как по телу проходит холодная волна: снизу вверх, сначала она ледяная, там, на кончиках пальцев ног, потом волна становится кипятком, здесь, в районе затылка.

Я начинаю говорить первой:

— Когда отец узнает о Викторе Сергеевиче, у вас никого не останется настолько близко находящегося к нему.

Мужчина поворачивается ко мне лицом и охватывает жадно-презрительным взглядом меня всю, отправляя волну в обратную сторону: из кипятка в лед.

— Браво! — говорит он с неподдельным восхищением. — И как давно?

— С восьмой папки, — отвечаю я, медленно, но верно успокаиваясь.

— И какие версии? — обманчиво лениво спрашивает он.

Действительно, после моих слов торопиться некуда.

— Вы хотите чего-то от моего отца. Теперь, когда возле него появилась взрослая дочь, вы решили, что именно мной будете его шантажировать, — сообщаю я первое, что пришло мне в голову еще четыре дня назад.

— Неплохо, — хвалит он меня, глядя на мои губы. — Альтернативной версии нет?

— Альтернативной нет, — честно признаюсь я. — Есть только варианты этой. Давление. Похищение. И что-то в таком же духе.

— Соблазнение? — вдруг хриплым голосом добавляет он еще одну версию.

— Самая проигрышная, — нагло отвечаю я, глядя прямо ему в глаза. — Даже время не тратьте.

— Хорошо. Не буду, — серьезно отвечает он, снова опустив глаза на мои губы. — Считаете меня недостойным вашего внимания?

— Внимания — не знаю, для этого мы плохо знакомы. Чувств — да, недостойны, — смело измеряю я территорию, на которой мне позволено хамить.

И через секунду мне дают понять, что территория эта ничтожно мала:

— Я обязательно это проверю с вашего согласия или без.

Хлопает вторая передняя дверь — Виктор Сергеевич с моим клатчем. Мужские взгляды скрещиваются. Виктор Сергеевич первым опускает глаза.

— Четыре минуты, — тихо говорит мужчина, но в этом тихом голосе обещание скорой и беспощадной расправы. — Тебя не было четыре минуты. За это время можно украсть, убить, изнасиловать. Ты отстранен.

— Слушаюсь, — коротко отвечает Виктор Сергеевич, слегка бледнея. — С завтрашнего дня?

— С этой секунды, — твердо констатирует мужчина.

— Нет! — это уже я вмешиваюсь в разговор. — Виктор Сергеевич останется моим личным охранником. Другого мне не надо. Иначе…

— Иначе что, Валерия Ильинична? — мое имя в устах этого человека звучит как-то необычно: он словно попробовал его на вкус, и вкус этот ему понравился.

— Иначе это первая и последняя наша встреча, — равнодушно говорю я.

Это, конечно, и не угроза совсем, но это единственное, что приходит мне в голову. Тем более, надо как-то спасать Виктора Сергеевича, которого сама же и подставила. Но происходит неожиданное: мужчина в неподдельном удивлении приподнимает брови, словно не ожидал от меня ультиматума, и после некоторого раздумья насмешливо отвечает:

— Поторгуемся?

Пока я осмысливаю значение этого слова в нашей странной ситуации, он предлагает:

— На ежедневные встречи сговоримся?

— Встречи с вами каждый день? — скупо улыбнувшись, уточняю я.

Но даже такой едва заметной улыбки хватает на то, чтобы мужчина сжал челюсти и слегка прикрыл глаза, быстро гася вспыхнувшее чувство.

— Цель этих встреч? — осторожно интересуюсь я.

Мужчина едва заметно кивает, и Виктор Сергеевич, передав мне клатч, выходит из машины.

— Узнать друг друга поближе, — отвечает мне мужчина.

— Зачем? — позволяю ему увидеть, что я растерялась. А я растерялась.

— А вы не знаете? — из глубины карих глазах моего собеседника далекой тенью поднимается легкое презрение.