В перерывах между поздравлениями и танцами мы ходим в фойе, где работает приглашенный Варькой карикатурист. Она вызвонила его уже здесь, в Москве.
— Сашка! Это удивительный человек! — восторженно убеждала она меня, хотя я с ней и не спорила. — И гостям какой подарок! Чудесный дружеский шарж! Необидный! Яркий! Просто портрет!
— Да согласна я! — смеялась я над эмоциональностью подруги. — Если ты говоришь, что это никого не обидит…
— Что ты! — Варя долго рылась в памяти телефона, чтобы показать мне фотографии. — Берегла эту идею до нового года, но лучше потратить ее на Леркину свадьбу. Смотри, какие рисунки!
Черный, белый, серый и… синий или зеленый. Такие цвета использует неизвестный мне карикатурист, создавая цветным мелками свои маленькие шедевры.
Вот Варя. По-жирафьи длинная благородная шея. Мягкие кудри. Иронично-счастливые губы. И глаза. Омутно зеленые глаза земной женщины, любящей глубоко и долго.
Вот Максим. Художник ухватил и его строгость, и утонченность мужских черт лица, и серо-голубые глаза, в которых ум и мужская тайна. Образ несколько гиперболизирован, но на то и карикатура.
Ее зеленые и его голубые глаза — самая яркая капля на серо-черно-белом фоне. Смотрят, поражая живым, натуральным блеском.
— Представляешь, как он нарисует Лерку?! — с придыханием спросила меня Варя. — Если мои бутылочные так преобразил?
— Очень красиво! — согласилась я. — Мне тоже захотелось нарисоваться!
— Я с Вадимом на презентации книги Анны познакомилась. Он ее последнюю книгу оформлял. Такие иллюстрации — дрожь пробирает! — передернула плечами Варька. — Причем рисует очень быстро. За несколько часов всех желающих изобразит!
Названный Вадимом художник оказывается Вадимом Павловичем, возрастным мужчиной с проседью в усах и в аккуратной бороде. Работает действительно быстро и интересно. Решившийся на карикатуру гость, замерев, ждет результата, а собравшиеся вокруг него гости восклицают, смеются, поддакивают. Вадима Павловича это нисколько не раздражает. Наоборот, он сыплет шуточками, заставляя объект улыбаться и показать настроение.
Вдоль стены фойе на подставках уже стоят готовые портреты. Мы подарим их гостям в конце вечера. Медленно передвигаемся, разглядывая карикатурно вытянутые или сплюснутые лица, то с большими ушами, то с крупным носом, то с улыбкой-оскалом. Но какие все они… добрые что ли… Художник ухватил в каждом самое хорошее, самое приятное, самое очевидное его глазам. И глаза — цветные капли, заглядывающие если не в душу, то в твои глаза точно.
— Оригинально он придумал, — шепчу я Варе, разглядывая портрет Лериной матери, потрясающе красивой в этом карикатурном исполнении. — Всё такое черно-белое, даже приглушенное, а глаза неожиданно яркие.
— Это фишка Вадима! — говорит Варя, идущая впереди меня и запнувшаяся взглядом (так, наверное, говорить нельзя, но это именно так: запнулась взглядом) за следующую карикатуру. — О! Не знаешь, кто это? Как будто выросший Ванька.
Произнося последние слова, побледневшая Варя поворачивается ко мне и, распахнув глаза, испуганно смотрит на меня. Я тут же пугаюсь ее испугу и подхожу ближе. Нет… Не может быть…
Нет! Не может быть!
Я поворачиваюсь вокруг своей оси, пытаясь сделать это не резко, а плавно, как бы равнодушно, но меня выдают дрожащие руки и, видимо, некрасиво выпученные глаза. Где он?
Где он!
Варя разговаривает с Леркой, отведя невесту вглубь зала, к барной стойке. Я сижу на своем месте и смотрю на бокал томатного сока, который кажется мне бокалом моей крови, в один момент выкаченной из моих вен.
Обеспокоенный чем-то Верещагин прерывает разговор Вари и Леры, зачем-то оглянувшись на меня и сурово сжав губы. Варя виснет у него на руке, чего-то требуя. Лера тянет с другой стороны, пытаясь обратить внимание на себя, нахмурившись и кусая губы. Верещагин не знает, на кого из двух моих подруг реагировать в первую очередь, и логично выбирает жену. Лерка явно сердится за что-то на мужа, который оправдывается, но не может оправдаться. Потом все трое смотрят на меня с тревогой и даже жалостью.
— Что происходит? — спрашивает мое сердце у моего мозга.
— Ты знаешь! — усмехается черствое сердце.
— Даже не догадываюсь! — откровенно лжет сердце.
— Врешь! — догадывается мозг.
— Боюсь, — сознается сердце.
Как меня вымотал их постоянный диалог… Мозг уже сообразил, в какую сторону бежать, а сердце отчаянно забилось, мешая мозгу работать чудовищным шумом, давящим на уши и на глаза.