— Он прекрасный человек! — возражаю я. — Один из лучших.
— Так в чем же дело? — продолжает прощупывать почву отец. — Он тебе не нравится?
— Ему не нравлюсь я, — смеюсь, видя, как вытягивается лицо отца. — Он всю жизнь влюблен в совершенно другую женщину.
— А ты? — во взгляде отца появляется какое-то странное чувство. — Ты этим расстроена?
— Расстроена? — отцу удается меня удивить. — Игорь — мой друг, друг детства. Как Владимир или Максим. Нас связывает очень глубокое чувство. Это не любовь. Это дружба, долгая и честная.
— Глупости, — мягко возражает господин Вяземский. — В тебя невозможно не влюбиться. Скорее всего, они просто и не надеялись на успех и взаимность.
— Папа, — тихо обращаюсь я к отцу, отпивая глоток минеральной воды. — Ты хочешь выдать меня замуж?
Отец хмурится и, отложив вилку, смотрит на меня, слегка прищурившись.
— Ты не хочешь замуж? Тебе…
— Мне тридцать. Это не смертельно, — быстро перебиваю я. — И я сама буду решать, выходить ли мне замуж и за кого.
Мне показалось или отец слегка покраснел, а потом побледнел?
— Безусловно, — кивает отец и мне, и кухарке, которая кладет на его тарелку кусок белой рыбы, приготовленной на пару. — Чем планируешь заняться завтра?
— Почитать, поболтать с подругами по телефону, погулять в каком-нибудь красивом месте, пока эта странно чудесная осень не изменилась, — рассказываю я, отказавшись от рыбы.
— Хорошо, прекрасные планы, — слишком быстро соглашается отец, но я не даю ему расслабиться:
— Ты, наверное, хотел рассказать мне о том мужчине?
Отец не делает вид, что меня не понимает. Он просто молчит, пережевывая кусочек рыбы.
— О том, из-за которого ты так расстроился на юбилее друга, — терпеливо напоминаю я. А что изменится от того, что я буду нервничать?
— Я понял, — отвечает отец, — о ком ты говоришь. Повторюсь, это лишняя информация. Этот человек тебя никогда не побеспокоит.
Внимательно смотрю на отца, выискивая в выражении его лица признаки беспокойства и лжи. Не вижу. Или не знает, что я «жена» человека, который меня «никогда не побеспокоит», или держится лучше профессионального игрока в покер.
— Я хотела бы иметь информацию. Предупрежден, значит, вооружен, — стараюсь быть убедительной.
Отец перестаёт есть и откидывается на высокую спинку стула. И когда мне кажется, что он так ничего и не скажет, он начинает говорить:
— Это Никита. Никита Алексеевич Верещагин. Сын моего лучшего друга Алексея, к сожалению, погибшего десять лет назад.
Терпеливо молчу, не задавая вопросов.
— По нелепой, ему одному известной причине, Никита долгие годы считает именно меня виновником смерти своего отца и причиной настойчивого затворничества матери.
— Почему именно тебя, а не Николая Игоревича? — логичный вопрос рождается сам собой. — Он ведь тоже был другом Алексея Верещагина?
— Он тоже, — тихо отвечает отец, задумываясь, но не отвечая на мой вопрос.
Отец надолго замолкает, потом делает знак, чтобы ему налили чай.
— Как Виктор Сергеевич? — закрывая предыдущую тему, спрашивает отец. — Не докучает тебе?
— Не докучает, — закрываю тему и я.
В полной тишине мы заканчиваем ужин и расходимся по своим комнатам.
— Вам записка, Валерия Ильинична, — Виктор Сергеевич стучится в мою комнату поздним утром.
Завтракала я в одиночестве, отец уже уехал по делам. После завтрака ушла в свою комнату, забралась с ногами на маленький диванчик и позвонила Сашке.
— Лерка! — неподдельная радость в голосе Сашки греет сердце. — Как дела, подружка?
— Всё хорошо, — уверенно отвечаю я. Но Сашку не проведешь. Всё-таки дружим двадцать два года.
— Рассказывай! — зловещим шепотом приказывает Сашка. — Что он тебя заставляет делать?
— Отец ничего меня не заставляет делать, — грустно смеюсь я, делая акцент на первом слове.
Сообразительная Сашка тут же реагирует:
— Это прекрасно! Когда встретимся вживую? Поболтаем о пустяках, — Сашка ставит логическое ударение на последнее слово.
— Я же два дня назад от вас уехала, — напоминаю я, чувствуя, как успокаивающий бальзам дружеской поддержки оказывает мгновенный лечебный эффект.
— Тогда по телефону надо наболтаться! — настаивает Сашка, намекая на специальный разговор.
— Пойду прогуляться и перезвоню, — обещаю я, глядя на входящего в комнату после стука Виктора Сергеевича.
— Записка от… — я не заканчиваю фразу.
— Да, — сложенный вчетверо лист голубой бумаги оказывается у меня в руках.