- А лошадь тебе не подогнать?! — возмутился Раинер.
- Я не умею ездить верхом, — неприязненно ответила я, сделав вид, что не распознала сарказм. — И еще мне нужна бумага, подтверждающая ваши обязательства, прежде чем я все объясню.
- Город заражен чумой, — попытался достучаться до здравого смысла храмовник. — Его никто не может покидать до окончания эпидемии. Приказ короля. Храм не может взять на себя обязательства, противоречащие ему.
Здравый смысл на стук не отозвался.
- Я не заражена.
- Я тоже, — развел руками Раинер. — Пока что. Но никто не может быть уверен, что все обойдется.
- Я в принципе не могу заразиться, — хмыкнула я. — Прививка.
- При… что? — удивился десятник. — Да кто ты такая? Какие силы могут…
Это, наконец, заставило меня опомниться.
- Забудь, — со вздохом перебила я его. — Какие бы это ни были силы, больше они никому не помогут. Ладно, раз вы не можете позволить мне уехать, то обеспечьте мне неприкосновенность, что бы я вам ни сообщила. И чтобы никаких воплей в духе: «Ведьма!» — или: «Да откуда этой грязной бабе знать?!».
По лицу брата Раинера можно было сказать, что он как раз разрывается между двумя вариантами воплей и необходимостью срочно сложить костер, но героически сдерживается во имя памяти о почившем наставнике, который уже выдал мне огромный кредит доверия.
- Надо полагать, ты скажешь что-то крайне неблагопристойное, — хмыкнул он, наконец. — А подтверждение твоей правоты мы получим?
- Я останусь в городе, — сказала я. — Могу даже дать расписку, что не улизну через пробоину в стене. Права я или нет, видно будет по числу вновь заболевших после того, как вы выполните… э-э… нужный ритуал. Но он вам чертовски не понравится, — честно предупредила я.
Десятнику уже не нравилось.
Но в городе бушевала болезнь, люди лишались веры — и умерший настоятель не добавлял храму авторитета.
- Нужно созвать синод. Я еще могу заплатить тебе, но обещать неприкосновенность или нет — решать высшим чинам, — сказал Раинер и уставился на меня так, будто я была в этом виновата.
Синод проводился в огромном помещении, по виду больше всего напоминавшем бывший конференц-зал. Обилие витражей должно было создавать таинственную атмосферу размытого многоцветия и легких отсветов на лакированном дереве церковных скамей и рельефных узорах на стенах; но зарядивший не на шутку дождь накрыл город серыми сумерками, и в зале царил унылый полумрак. Тусклый свет тонких храмовых свечек превращал морщинистые лица епископов и сотников в жуткие маски, расчерченные черными полосами теней.
Я подозревала, что и сама выгляжу не лучше. Тут, понятное дело, новым кафтанчиком положение не исправишь.
- Итак, — нарушил тишину один из младших епископов, — ты утверждаешь, будто тебе известно, что делать с чумой, — сказал он и скривился. За его фразой последовала пауза, в которой так и не прозвучало: «Светлейшие умы Ордена и всех храмов страны трудились над лекарством долгие месяцы, но могут лишь виновато развести руками над новыми и новыми могилами. А теперь являешься ты, девка, в одежке с чужого плеча и туповатой растерянностью на физиономии, и утверждаешь, что знаешь, как излечить чуму, унесшую столько жизней?!»
Но передо мной сюда вызывали брата Раинера, и, похоже, его рассказ о растаявшем неупокойнике впечатлил если не всех, то многих. Иначе меня бы и слушать никто не стал.
- Я знаю, что нужно сделать, чтобы прекратить ее распространение. — Я не стала никого обнадеживать. — Но те, кто уже заболел, не исцелятся.
В огромном зале мой голос заполошно метался эхом и по-детски дрожал. Епископов явно не впечатлило.
- И взамен за это ты хочешь, конечно же, денег, — чуть презрительно усмехнулся тот же епископ. «Мелочная душонка!» — почему-то так и не сказал он.
- А вы на моем месте непременно попросили бы о прощении всех грехов? — прорвало меня. Годы терпения и смирения отнюдь не способствовали этому самому терпению и смирению, а епископ определенно был не так страшен, как ходячий мертвец с душой в бутылке, хотя робкий голосок здравого смысла подсказывал, что это впечатление весьма обманчиво. — Брат Раинер, должно быть, уже изложил вам события позавчерашнего вечера. Артефакт, на который так рассчитывал Орден, активируется только мной.
«Какая дерзость! Да как ты смеешь, греховная смертная, так говорить с синодом?!» — ясно обозначилось на обращенных ко мне лицах, хотя так и не прозвучало в зале. Но я и без того почувствовала, что перегнула палку.
- Я всего лишь женщина, лишенная поддержки семьи. Но я еще надеюсь прожить достойную жизнь, — «…что не так-то просто сделать без денег», — мысленно закончила я и смиренно опустила взгляд, но никого этим не провела.