От громового смеха Тоби в буфете звенела посуда и качались подвески люстр. На вид его можно было скорее принять за фермера или игрока в регби, а не за преуспевающего финансиста. Единственной вещью, по которой можно было догадаться о том, что Тоби не занимается физическим трудом, была пара очков с узкими стеклами, которые всегда сидели на знаменитом носу ТЛС. Сказать о Тоби, что он был «сердечным» человеком, — значит, не сказать о нем ничего. И еще он обожал отвратительные галстуки.
Его жена Барбара была куда спокойнее, но такой же крупной. Этакая «троянская» деятельница на ниве местной и национальной благотворительности и заядлый садовод. У Лиделл-Смитов было два высоченных сына пятнадцати и семнадцати лет, которые имели дурную привычку бродить по дому во время светских раутов с таким видом, словно никого, кроме них, в помещении нет.
Вечер должен был начаться на лужайке, спускающейся к водоему, который Гарриет обычно описывала как маленькое озеро, хотя сами хозяева упорно называли его прудом. За последние десять лет Гарриет уже привыкла к подобным вечерам и точно знала, как все будет происходить. Сначала они будут сидеть на террасе, отделанной йоркширским камнем, и наблюдать за тем, как на землю ложатся вечерние тени. Над ними полетает пара уток, а сыновья Лиделл-Смитов, как огромные мотыльки, будут сновать туда-сюда, таская со стола закуски. Как хорошо сидеть вот так, обсуждая способы возделывания сада и стрижки газонов, не обращая внимания на отдаленный шум лондонского транспорта, напоминающий гул роя пчел.
Вскоре слегка похолодает, и фруктовый вкус терпкого шабли станет уже не таким изысканным. Тогда они все отправятся в большую столовую комнату Лиделл-Смитов, откуда также можно будет наблюдать за темнеющим небом. Небо будет напоминать им об оставшемся за стенами особняка мире, а они будут смотреть на лица друг друга, освещенные золотистым светом дюжины свечей, который отражался в недавно приобретенной Барбарой посуде. Словно по мановению волшебной палочки, из кухни появятся яства с ароматом Средиземного моря. Провансальский овощной суп в огромной трехцветной супнице, потом восхитительный рыбный пирог. Странно, но, видимо, желудки Питера и Гарриет до того сузились, что они едва притрагивались к изысканным лакомствам. В неровном сиянии свечей за их беседой молча следили мрачные глаза человека, изображенного на одном из полотен Дейла Риддлсдена, висевших на противоположной стене. А Питер и Тоби, как обычно, будут говорить друг для друга и для своих внимательных законных жен.
Барбара и Гарриет тоже будут время от времени вставлять кое-какие замечания, и так вечер постепенно дойдет до апельсинов в карамели. А потом подадут кофе, портвейн и бренди. К тому времени, когда Тоби потянется за своими гавайскими сигарами, речь мужчин будет все чаще и чаще перемежаться цветистыми выражениями, придающими такую выразительность правильным, но пресным англо-саксонским фразам.
Устало откинувшись на спинку стула, Гарриет вдруг по-новому стала оценивать все окружающее. Благодаря стараниям Аарона, она сильно устала за день, поэтому ей сейчас было хорошо как никогда. Может, это и ребячество, но она чувствовала, что из них четверых лишь она одна способна на Поступок. Впрочем, может, ее просто радовали успехи в изменении своего облика. Ведь ее тело стало более упругим, и она ощущала это. Под нежным шелком костюма Гарриет чувствовала восхитительную наготу.
Вскоре Марсела предложила убрать со стола. Барбара сказала, что это можно сделать и утром, но, несмотря на это, они сами собрали всю посуду и понесли ее в кухню, украшенную сухими букетами, где в шкафах поблескивали банки с травами и бутылки из цветного стекла.
А потом Питер пошел в туалет, а Барбара направилась в свой кабинет за какими-то бумагами. Гарриет подошла к окну, чтобы еще раз полюбоваться оранжевым закатом, отражающимся в темной воде озера. И вдруг ей пришло в голову, что они с Тоби остались в том мире, с которым она вскоре будет вынуждена расстаться, если только хватит на это смелости. Хозяин молча собирал забытые на террасе бокалы. В полумраке сумерек музыка, грохотавшая в комнате одного из сыновей Тоби. казалась особенно невыносимой. ТЛС споткнулся и замер на месте, держа в руках бокалы.
Они стояли и смотрели друг на друга; Гарриет — в залитой светом комнате, а Тоби — в темноте собственного сада, освещаемого таинственным светом полной луны. Им вдруг ничего стало сказать друг другу. Войдя в дом, Тоби поставил бокалы на стол. А потом снова вышел на террасу. Из кухни слышался смех Питера и Барбары. Уже месяца три Гарриет не слышала, чтобы ее муж смеялся.
Тоби встал рядом с ней, поглядывая на своих уток, которые не могли улететь, потому что им подстригли крылья. После долгой тишины его голос показался каким-то удивительно интимным;
— Гарриет, дорогая, когда ты стоишь вот так, в ярком свете, то твоя милая пижамка не оставляет ровно ничего моему воображению.
Вспыхнув, Гарриет невольно отступила назад. И рассмеялась, чувствуя себя полной дурой. Тоби не двигался с места и неторопливо оглядывал ее с ног до головы.
— Ты просто восхитительна, — с коротким смешком заметил он. — Да уж, счастливец наш Питеркинс, ничего не скажешь.
Тоби частенько поддразнивал ее, но только теперь Гарриет смогла взглянуть на него. Они так долго смотрели друг другу в глаза, что обоим даже стало неловко. Женщина быстро подошла к Тоби, поцеловала его в щеку и пошла в кухню — помогать Барбаре.
КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ
Вечером, после того как Гарриет почитала детям на ночь, у нас с нею вышел еще один грандиозный скандал. Я уже был не в состоянии держать себя в руках и метался по кухне, как тигр в клетке. Дело кончилось тем, что я нечаянно разбил кружку Джонти с надписью «МНЕ УЖЕ ДЕВЯТЬ». Не стоило мне этого делать, особенно в сложившейся ситуации.
Завершилась эта леденящая душу перепалка заявлением Гарриет о том, что я просто обязан пойти и разузнать, как обстоят дела с профессиональным эскортом. И рассказать обо всем ей. Я отказался. Не помню, что последовало за этим, но перед моими глазами до сих пор стоит опухшее, заплаканное лицо Гарриет и я слышу, как она орет;
— Значит, я думаю о всяких пошлостях, а ты из себя этакого голубоглазого ангелочка строишь! Сделай то, что я тебе говорю! Черт побери, пойди и выясни все! Неужели тебе на всех нас наплевать?!
Да этой женщиной просто мания какая-то овладела! И я тоже должен включиться в ее безумную игру! Без сомнения, ее потогонные тренировки в Гринвичском центре досуга тоже являются составной частью охватившего ее безумия.
Но справедливости ради должен признать, что она готова абсолютно изменить свой образ жизни, а ведь Гарриет так ценила нашу налаженную жизнь хороший дом, достаток, определенные привилегии. Похоже, события последних шести месяцев сильно повлияли на нее. Зато самоуважения ни у нее, ни у меня не прибавилось. Наоборот, у Гарри даже лицо изменилось: оно стало неузнаваемо жестким, серьезным, а выражение — отрешенным. И в глазах ее всегда было осуждение. Не очень-то приятно проводить время в компании такой особы. Впрочем, думаю, что я в последнее время тоже был не лучшим компаньоном. К тому же Гарриет не привыкла, чтобы я с утра до ночи болтался дома. Она любила, чтобы все было как пописанному. Мне очень ее жаль. Да и себя тоже.
Но я изо всех сил стараюсь сдерживаться и доверяясь лишь тебе, маленький экранчик. Мне кажется, что вообще-то я сам и не изменился вовсе. Хоть и выходец из нищенских кварталов Пекама, я не был готов с поднятой головой встретить бедность и постоянные разочарования, да и в школе меня этому не научили…
И вдруг мы с Гарриет увидели мальчишек — побледневшие, они затаились в коридоре и глазели на нас. Мы тут же сбавили обороты. Лучшее, что я могу сделать в сложившейся ситуации, — это придумать ей «легенду». Гарриет вбила себе в голову, что ей без этого не обойтись. А потом эту «легенду» я смогу использовать для работы — может, хоть напишу что-нибудь стоящее. Наверное, такую вещь будет нетрудно продать. Всякий раз, когда дела идут неважно, редакторы с радостью смахивают пыль с произведений, описывающих всякого рода порок и распутство, — читатели это любят. Насколько я помню, Энни Уайт пару недель назад опубликовала именно такую историю в разделе «Жизнь» журнала «Обсервер». Позвоню-ка я ей и узнаю, не хочет ли она еще чего-нибудь в этом роде. Может, повезет. И я хоть ненадолго уйду из дома.