— И что же им надо?
— Всего не перечислить. Если только они готовы честно сказать о своих желаниях.
— Отчего это происходит?
— В первую очередь, наверное, из-за того, что родители среднего английского ребенка — самые невыносимые во всем мире. Господи, мальчику только-только исполняется восемь лет, как его тут же отдают в закрытую школу. Неудивительно, что дети скучают. И до старости лет ищут женщину, которая заменила бы им мать. К тому же, разумеется, они боятся быть честными — ведь их волю долгие годы подавляли. Они не могут говорить о сексе. Они очень-очень робкие! Неудивительно, что англичане — самые плохие любовники на свете.
— Да?!
— Конечно! Они же страшно стеснительные. Не то что женщины. Женщины умеют держать себя в руках, они могут со всем справиться. Вы меня понимаете? Они могут плакать, быть злыми или добрыми, рассудительными или бесшабашными… Но женщины никогда не держат камня за пазухой, в их душах никогда не бывает грязных, постыдных желаний, которые они скрывают абсолютно ото всех, даже от себя. Знаете, это напоминает танец. Английская женщина может танцевать, полностью отдавшись музыке, погрузившись в нее. А вы когда-нибудь видели танцующего англичанина? Который бы танцевал не для достижения каких-то целей, а для развлечения? Англичанина, которому больше тридцати? Это же невозможно! Такого не бывает! То же самое и с траханьем, Питер. Очень часто у англичан вообще ничего не получается. Англичанин, по сути, — это мамочкин сынок и торгаш. Слюнтяй! «Вот черт! Прости меня, дорогая, но я уже кончил! Прости, я не хотел». — Памела усмехнулась. Их обычно хватает минуты на две. Замечательно! Правда, не сказать, что мне от этого легче. Ну хоть все происходит быстрее, и то слава Богу.
— Стало быть, вы спите с клиентами? — поинтересовался Питер.
— А как же? — пожала плечами Памела. — Питер, как профессионалка, как сопровождающая, я стою безумно дорого. Но не все бывают в состоянии нанять себе эскорт надолго. А что же делать невинным студентикам? Да, если мне хочется, я ложусь в постель с клиентами. Я очень хорошая любовница, Питер. Может, попробуете — за счет «Кроникл»?
— И сколько же вы берете?
— То есть, сколько я возьму с вас? — переспросила Хэллоуэя Памела.
— Нет, Памела, не с меня, а вообще. Сколько стоят такие услуги?
— По-разному. И вообще, я могу принять разную плату, если только она меня устроит. Я обычно сразу вижу, сколько человек в состоянии заплатить. Моя работа сделала из меня тонкого знатока человеческих душ. Есть, конечно, своеобразный минимум. Признаться, я чувствую себя неудовлетворенной, если оказываюсь в постели меньше чем за триста фунтов. Но вообще-то обычно я беру примерно двести пятьдесят. А вот на прошлое Рождество я сумела подзаработать две с половиной тысячи — за то, что покувыркалась с одним кувейтцем и его сынком. На все ушло всего полтора часа. Вот это заработок! Это я понимаю! — Рассмеявшись, Памела сделала несколько мелких глотков кока-колы.
— Я всегда сулю им, что буду развлекать их «всю ночь», — продолжала она, помолчав. — И это нормально. Я завожу их и, как правило, за полчаса дело бывает сделано. Мужчины бывают просто счастливы. А после всего в комнату, да и в опустошенные души моих мужичков, нередко заглядывает мадам Вина. И тогда они кидаются к телефону — напомнить о себе любимым женушкам и забывшим отцов в лицо деткам. Обычное дело. Разумеется, многие хотят, чтобы я выложилась полностью за полученные деньги, вот тогда мне приходится попотеть. Но что делать — должна же я зарабатывать на жизнь.
— Вы против секса?
— Господи, нет, конечно! — воскликнула Памела, Точнее, обычно — нет. Но я не стесняюсь отказаться, если понимаю, что мне будет неприятно. Я сама делаю выбор. Иногда я отказываюсь, потому что в этот момент у меня достаточно денег, и я не должна зарабатывать их любым способом. Все о’кей. Понимаете ли, Питер, все дело — в моей работе. Вот и все. Это такая же работа, как и любая другая. У вас нет возможности выбора, если ваша работа включает в себя определенные виды услуг. Некоторые мужчины мне даже нравятся. Да-да, представьте себе, так и есть. У меня есть постоянные клиенты. Некоторых мне бывает жалко. И они почти всегда уходят от меня довольными. Я хорошо выполняю свою работу, я делаю их счастливыми на какое-то время. Мой лозунг: «Заставь их смеяться!» Я очень тактична. Матерь Божья, им нравится моя тактичность и обстановка. И здесь англичане опять в полной мере проявляют себя — им по нраву делать все под одеялом. А то они стесняются и боятся. Я уже говорила вам, — улыбнулась женщина, — что моя профессия научила меня быстро составлять мнение о клиенте. Я знаю, как далеко могу зайти. Что им может понравиться, а что — нет. Часто они ничего не говорят, и мне самой приходится решать за них. Нередко мои клиенты не знают английского.
— Так кто же лучше всех?
— Не пойму, — пожала плечами Памела. — Что значит «лучше всех»?
— Ну-у… Любовники какой национальности вам больше нравятся?
— Они мне вовсе не любовники.
— Ну хорошо, пусть не любовники. Но мужчин какой национальности вы предпочитаете?
— Датчан, Они — вне конкуренции. Они чертовски чувствительны, даже немного женственны. И так долго трахаются. Это чудесно, действует, как наркотик. Иногда.
— А как же ваша личная жизнь? Какое место занимает секс в вашей личной жизни?
— При чем тут личная жизнь? — возмутилась женщина. — О чем вы говорите? Моя личная жизнь касается только меня, и больше никого.
— Простите.
— Да ладно. Признаться, с личной жизнью у меня не очень-то клеится. Сексом я занимаюсь в основном на работе. Да у меня и с общественной жизнью неважно. Я избегаю ее. Не станете же вы говорить знакомым, что устали в офисе, после того как провели ночь где-нибудь у черта на рогах в компании старого еврея, имени которого вы и не помните? У меня есть сын одиннадцати лет. Его зовут Шон. Я мать-одиночка, но это нормально. В сыне — вся моя жизнь. Больше меня ничего не интересует.
— Вы веселый человек?
— Нет, я просто кажусь веселой.
— Вы, кажется, говорили, что у женщин более легкий нрав, чем у мужчин? Простите, если я ошибаюсь.
— Нет, не ошибаетесь. Это правда. Вы, мужчины, готовы глотку драть, говоря о том, что хотите добиться процветания и совершенства, но, к несчастью, добиваясь своей цели, вы совершенно забываете о доброте, нежности… — Памела невесело усмехнулась. — Простите, что полезла в бутылку. Просто я пришла к выводу, что женщины сумели бы лучше со всем справиться. Если бы женщины управляли миром, Питер, мы жили бы совсем иначе. Конечно, может, я и не совсем точно выражаю свои мысли.
— А какие женщины нравятся мужчинам?
— Девятнадцатилетние. — Памела выглядела подавленной. — В полумраке ресторанов я утверждаю, что мне двадцать пять. Когда я ложусь с ними в постель и комната освещена лишь светом электронных часов, по моим сиськам не скажешь, что мне больше двадцати двух.
— Это опасное занятие?
Памела бросила на меня испепеляющий взгляд.
— Конечно, опасное! — возмутилась она. — И вы еще говорите, что работаете в «Кроникл»?! Вы что, никогда не слыхали о маньяках, мой друг? Я, пожалуй, не знаю ни одной девушки моей профессии, которая не имела бы печального опыта. А некоторые девушки куда-то исчезают. Я все время говорю себе, что просто они, наверное, забросили свой бизнес. Многие начинают употреблять наркотики, и это сводит их в могилу. Слава Богу, я этим не увлекаюсь. Из-за Шона. Но иногда такое бывает! Не успеешь опомниться, как нарвешься на неприятности. Мы живем в недобром мире — в нем столько безумия, которое может обратить в прах добрую репутацию, разрушить счастливые семьи… Вам здесь никто не преподнесет подарка на блюдечке с голубой каемочкой, поверьте мне. Так что все время надо держать ухо востро. Запишите-ка в своем блокнотике, Питер: «Имея дело с мужчиной, надо всегда идти на шаг впереди него, иначе дело может плохо кончиться». Была у меня знакомая по имени Мэнди, так она любила повторять: «Будешь стоять, развесив уши, — как бы не пришлось потом плакать». Но вообще-то девушки чаще всего соображают, что делают. Это только на вид мы нередко кажемся такими мягкими и безвольными, а на самом-то деле мы всегда начеку и имеем железную волю. — Памела задумалась. — Но опаснее всего обслуга в особняках.