Как-то я слышал, что чем больше человек тревожится о тех, кого любит, тем сильнее его любовь к ним. И лишь когда близкие начинают исчезать, понимаешь, как важны они для тебя. Не могу сказать, что я полностью согласен с этим. Пожалуй, единственный раз мне пришло в голову нечто подобное, когда мне было лет двадцать. Тогда я мало думал о сексе, потому что он был естественной частью моей жизни. Да, мне было хорошо и приятно, но я не раздумывал о том, что в этой сфере могут возникнуть какие-то неполадки. И если я вдруг встречал отпор или меня не принимали, то я приходил в ужас. Я думал об этом целыми днями, я терял уверенность в себе.
Слава Богу, в зрелом возрасте подобные эмоции уже не захлестывают людей. Не то чтобы мы с Гарриет переживали сейчас какой-то кризис, но я чертовски редко встречаюсь с ней. Я имею в виду, что уже ложиться с нею в постель стало для меня чуть ли не праздником. Она всегда работает. Я вижу это чертово такси с нашим другом — пижонистым Мелвином — за рулем возле нашего дома почти каждый день. Это означает, что он опять вытащил ее из какой-то переделки. Впрочем, я стараюсь больше не думать обо всем этом. Я уже едва ли не убедил себя в том, что она действительно работает в КПЭСМИ вместе с этими выдуманными Максом, Пенни, Дженет и остальными. Мы больше не говорим с нею о работе. Кажется, нет, хотя Г. злится и утверждает, что я больше, чем всегда, достаю ее. Думаю, она ошибается.
Временами мне кажется, что я предпочел бы быть полным банкротом, но знать точно, где она. Правда, сейчас я ценю ее больше, чем прежде. Я даже люблю ее. Смешно, а? «Хочешь развлечь себя? Втянул жену в такое дело!» Если я не вижу ее перед собой, то просто представляю ее маленькую упругую задницу, ее острые соски, влажный живот, слышу ее шепот. Впрочем, конечно, Гарриет мила мне не только в постели — мне нравится слышать ее смех в кухне, любоваться ею, когда она смотрит на мальчиков, умиляться ее улыбке. Да, мне нравится все это.
Гарриет настоящий трудоголик, и если я хочу быть ей достойным мужем, то мне надо стать таким же. Вот я и ухватился за этого Хартбека. Слава Богу, работа полностью поглотила меня. Я почти все время занят, поэтому не очень-то интересуюсь тем, что делает Г.
И вообще, мне нет смысла выпендриваться. Эта женщина только что купила мне «порш». Вот так! Ну чего еще желать человеку? Ах да, кстати, заметьте: она купила очень-очень старый «порш».
Случилось необъяснимое. Когда я вошел в свой кабинет в редакции, мой компьютер был включен, и в самом центре красного экрана большими синими буквами было написано одно слово — «СВОДНИК»! Я так и сел. Я долго раздумывал над тем, кто мог это написать. Обычно компьютер подписывает индекс отправителя. Он и был на экране — БГ3.1. Разумеется, все компьютеры в «Хартбек-паблишинг» подключены к одной общей сети, и кто угодно из работников мог оставить мне эту надпись, но его же легко определить по индексу. Я тут же позвонил человеку, занимающемуся компьютерами, некоему Фиску. Он-то не знал, кто я такой. Я лениво спросил его, кто у нас числится под номером БГ3.1. И тут он мне заявил, что в нашей сети нет такого индекса, так что никто под этим номером ничего послать мне не мог. Ну вот, дошли! Этой надписи, оказывается, нет! Но вот же она — нагло смотрит на меня с экрана дисплея. Большая, хамская и уверенная в себе. Я решил оставить Фиска в покое.
Стало быть, некто пробрался ко мне в кабинет и включил компьютер. Ему бы надо было быть тенью, чтобы проскользнуть мимо Джун Саутерн, которая сегодня почему-то пришла необычайно рано. Я тут же спросил себя, не могла ли она оставить запись. И что тогда? А может, это я вчера, забывшись, сам начертал дурное слово на экране? Но нет. Я, как хорошая хозяйка, выключил компьютер и положил клавиатуру и «мышку» на дисплей, чтобы уборщице, которая приходит в семь часов, было легко прибрать у меня на столе и вытереть пыль.
Что мне оставалось делать? Я стер слово и отправился в маленькую комнатенку Джун, забитую до потолка искусственными цветами, которые она привезла от своей матери вскоре после того, как я начал работать.
— Кто-нибудь заходил сюда? — спросил я. — В мою комнату?
— Нет, а почему вы спрашиваете? — удивилась она.
— Да нет, так просто, дело в том, что некоторые мои вещи передвинуты, а я этого терпеть не могу.
— Это все эти чертовы уборщицы, — пробормотала она, поднимая телефонную трубку.
Но могли ли это быть уборщицы? — спросил я себя. Нет, пожалуй, нет.
Потом я занялся делами и почти забыл о дурацкой шутке. Нет, черт возьми, я вру: я не переставал думать о ней весь день, но мне все же удалось кое-как справиться с работой.
Я испугался до полусмерти, но пытаюсь собраться с силами. В одном я уверен: мы должны положить конец идиотской деятельности Гарриет. Слава Господу, с нею ничего не случилось. Мы теперь можем позволить себе, чтобы в семье работал один я. Надеюсь, Хартбек сумеет прокормить нас.
Гарриет лежала на кушетке. Она была в шоке.
Новости были ужасными. Что им делать?
Со времени их разговора в магазине Питер постоянно давил на нее, и это еще до того, как пришла эта жуткая новость. Он то намекал, то просто орал, что она должна немедленно все бросить и опять стать нормальной матерью и женой. «Я беру инициативу в свои руки», — заявил он. Впрочем, не сказать бы, что он стал тяготиться своими отцовскими обязанностями лишь в последнее время. Она старалась избегать разговоров с ним, уходя то на работу, то в спортивный зал. Честно говоря, Гарриет стала редко видеться с мужем, потому что его расспросы стали ей надоедать.
Несмотря на это, время от времени старшим Хэллоуэям все же приходилось встречаться и даже спать вместе, хотя они не притрагивались друг к другу из-за постоянных дрязг. Именно тогда Питер начинал говорить об их будущем.
Но все это было еще до того, как Питер принес эту ужасную новость.
Накануне, когда Питер, как обычно, взялся за свое, Гарриет, по обыкновению, решила от него отвязаться. Она опять рассказала мужу какую-то выдуманную историю о том, как проводит время с клиентами. Вот только пришлось ей добавить несколько пикантных подробностей, потому что реальность была скучной и неинтересной. Взяв себя в руки, она прижалась губами прямо к уху Питера и, дотронувшись до него языком, прошептала:
— Господи, Питер, поверишь ли, он был таким огромным, что я почти всю ночь кричала от наслаждения!
В результате ее муженек тут же кончил, а она смогла спокойно уснуть, не отвечая больше на дурацкие вопросы.
Но все это было накануне. А сегодня расспросов не было: Питер остался дома и сообщил жене, что его шантажируют. Кто-то все знал. Причем, до мельчайших подробностей. И этот кто-то хочет денег.
Кто-то посылал по электронной почте анонимные письма Питеру. А началось все с намеков, отдельных слов, коротких предложений. Питер попытался выяснить, откуда идут письма. Но нельзя же было сообщить на работе, какого рода послания он получает! Во всяком случае, он проверил все что можно. Питер сомневался, что кто-то посылал письма, находясь в здании. Не мог же он рассказать Энди Фиску содержимое анонимок! Он попросту обратился к Энди с вопросом (просто из научного любопытства) о том, может ли посторонний человек проникнуть в компьютерную сеть «Хартбек статекс систем». Но ответы Энди не помогли ему разрешить проблему. Да и вообще, его не очень-то все это волновало.
Через неделю, к середине ноября, все намеки и угрозы прекратились. Шантажист наконец-то выложил свои требования. Питер распечатал его послание, а потом стер его из памяти компьютера. Вечером они с Гарри сидели в его домашнем кабинете и обсуждали сложившуюся ситуацию.
Последнее послание гласило: «Дорогой Питер Хэллоуэй. Как ты уже, очевидно, догадался, у меня есть информация, точнее, доказательства того, что ты стал профессиональным сводником и толкнул свою жену на путь проституции. Ясно как божий день, что ты занимаешься незаконным промыслом. К тому же этой историей, без сомнения, заинтересуются средства массовой информации, несмотря на то, что ты у нас такой скромный и имеешь хорошую репутацию. К несчастью для тебя, знание — сила, поэтому я предлагаю тебе поделиться со мной грядущими доходами, чтобы вся эта история не всплыла наружу.