— Наверняка мы знаем лишь одно, — заявил Питер. — Нас застукали.
— Что же нам делать?
— Ты должна все бросить. Слава Богу. Давно пора. Я же говорил тебе, что пора остановиться. Мне давно хотелось, чтобы ты вышла из игры. Если бы это произошло, то, может, ничего бы и не было.
— А потом?
— Потом мы должны выяснить, кто это.
— Нам придется платить, — тихо проговорила Гарриет.
— Вот узнаю, кто это, а потом… потом, черт возьми, убью его! — заявил Питер.
При мысли о том, что все станет известно общественности, Гарриет холодела, но все же ей казалось, что она должна сама для себя решить, когда настанет пора выходить из игры. Работа изменила ее, и некоторые перемены были к лучшему. Конечно, такой работой не похвастаешься, но все же это… словом, работа как работа. Тем более, что дело наконец пошло. И она стала зарабатывать неплохие деньги. Честно говоря, она завела себе постоянную клиентуру и стала все чаще нежеланных клиентов переадресовывать Дейзи или ее подруге Кэролин, которая жила с каким-то музыкантом в Стритэме.
Благодаря работе она обрела определенную свободу, стала сильнее и, что немаловажно, обрела цель.
Ее карьера пережила нечто вроде «медового месяца» — неделю, когда она дважды посмотрела «Призрак оперы», побывала на большом благотворительном балу, провела два часа в библиотеке одного клуба, осматривая первое произведение Вильяма Шекспира в компании члена Африканского национального конгресса, который, нимало не смущаясь, то и дело поглаживал ее задницу. Гарриет посетила официальный обед в королевском Альберт-Холле, который давал сам принц Уэльский, украшала собою прием, данный в честь Леона Бриттана в Ланкастерском герцогстве, где, правда, очень коротко, беседовала с леди Антонией Фрейзер. Райское местечко, в котором собираются все знаменитости. В таких местах каждая женщина благоухает своим особым ароматом духов.
И еще за эту педелю она переспала с семью мужчинами, включая ее собственного мужа. И заработала кучу денег. Дело кончилось тем, что она просто оцепенела — от всего этого. Всего было слишком много. Гарриет радовалась, когда мужчины хотели оставить угощение ради того, чтобы ускользнуть куда-нибудь вместе с нею и перейти к главному, к тому, за что, собственно, они и платили. Ждать и тянуть время не имело смысла.
Однако Гарриет не обольщалась: она догадывалась о том, что может случиться нечто непредвиденное. Она была игроком, который постоянно рискует жизнью или лицом, несмотря на то, что вообще-то ей везло. Но ведь была же та первая ужасная ночь в «Корнуоллисе», был еще и тот молодой тип, который спьяну ударил ее в номере «особняка», что находится возле Ланкастер-Гейт. Однако самой гадкой была ночь, когда клиент привел ее в омерзительную, поганую, полную блох ночлежку на Грейз-инн-роуд, расположенную к югу от Кингз-Кросс. Случилось это в час ночи. Едва взглянув на это здание, Гарриет сразу же поняла, что ни при каких обстоятельствах не останется там. Он принялся бороться с ней на улице, но женщине удалось вырваться, и она убежала в ночную тьму. Батарейка в ее телефоне села, так что Гарриет даже не смогла вызвать такси.
Сорок ужасных минут ей казалось, что она и в самом деле уличная девка. Это пугало. Ни один полицейский, ни один охранник, вообще никто не встанет не ее сторону. Осталась лишь она да ее тело, сжатое в комок от страха. У Гарриет было такое чувство, что на всем свете нет человека, к которому она могла бы обратиться. Впрочем, так оно и было — она была предоставлена лишь самой себе. В ту холодную ночь она вдруг поняла, что еще одна ошибка — и ее жизнь могла бы оборваться. На нож можно напороться в любом месте. Гарриет была в ужасе. Деньги не стоили того.
Так что, пожалуй, остановиться имело смысл. Питер был прав: семья больше не зависела от нее. Да еще проблемы с мальчиками стали темой ее постоянных ночных кошмаров. Возникало столько трудностей с тем, чтобы провожать и встречать их, вовремя кормить и заниматься ими. Да, Марианна Вебб все еще помогала им — честь ей за это и хвала, но не могло же это длиться вечно! Гэри Хоуп дошел до того, что стал сам заезжать за Джонти, чтобы возить его на тренировки. Судя по его словам, Джонти смело мог претендовать на место олимпийского чемпиона Игр 2008-го года. Но всего этого, разумеется, было мало. Нельзя воспитывать детей, оставляя им лишь записочки, приклеенные к холодильнику на магнитах с картинками. А ведь была еще и собака. Песик сожрал ее любимые спортивные штаны.
Надо все бросить, пока не случилось беды.
Мы вертимся с боку на бок и не можем уснуть. Нас замучили подозрения. У нас осталось всего десять дней, а потом мы должны выставить в окне этого мистера Патела на Куинсвей квитанцию о переводе денег в этот чертов центр или — как его там? — фонд по изучению раковых заболеваний. Дьявол, я не сомневаюсь в необходимости помогать больным, но я хотел бы делать это по собственной доброй воле. И уж, во всяком случае, я не стал бы кидаться тысячами — может, отдал бы… ну-у-у… небольшую пачечку десяток.
И вдруг я понял: нам понадобится, чтобы Г. продолжала работать, иначе как же мы будем платить шантажисту? Кстати, может ли благотворительность осуществляться за счет неправедно заработанных денег? Этого не должно быть, или я не прав?
Позвонила моя главная подозреваемая Э. и пригласила выпить вместе. Провел еще одно утро в подвале Эндрю Фиска, пытаясь выяснить, кто же все-таки может прятаться под кодом БГЗ.1. Впрочем, что я выяснял? Я говорил, а Энди все больше молчал. Лишь временами он тер пальцем глаз за очками или свое адамово яблоко — оно у него очень большое. Энди то и дело вскакивал и садился. Как же меня это раздражало! Я его ненавижу. Может ли он сообщить что-нибудь? Думаю, нет. Кстати, какое он имеет право начинать каждое предложение с дурацкой многозначительной паузы?!
Весь этот так называемый разговор с Фиском мне приходилось вилять и придумывать идиотские подробности того, что некий мерзавец вломился в мой компьютер и оставляет на экране гнусные сообщения. Фиск своим молчанием давал мне понять, что, наверное, все эти сообщения оставляю я сам. Это, дескать, его предположения. Забавно, черт возьми! Как бы там ни было, наш разговор ни к чему не привел. Дьявольщина! Когда Фиск не в состоянии объяснить что-то человеческим языком, он переходит на этот свой ужасный технический жаргон, в котором я вообще ничего не смыслю. В заключение он заявил, что то, что уже было сделано, сделать невозможно. Козел!
По пути домой, в электричке, мне пришло в голову, что это могла быть Гарриет. Может, это и звучит ужасно, но есть в ней что-то порочное. Да еще этот ее бизнес! К тому же она совсем свихнулась на деньгах. Любит она их, и, возможно, ей нравится их добывать и развлекаться. Вот, к примеру, недавно она провела веселенькие выходные во Франции. Ей, разумеется, за все заплатили. Так, может, она хочет выманить у меня деньги, чтобы дальше продолжать свои секс-исследования? Это как раз в духе моей жены — тратить деньги на благотворительность. Ах, этот чертов злобный красноглазый монстр — подозрение! Уж как вцепится в тебя — не оторвешь!
Но поверить в то, что Гарриет вломилась в компьютерную сеть! Я, пожалуй, окончательно спятил.
Эллен была не очень-то весела. Она все еще одинока и живет там же. Не похоже, чтобы ей много было известно о моей работе у Хартбека. Я несколько раз пристально взглянул на нее и то и дело как бы невзначай заводил философские разговоры об эстетике шантажа. Кажется, она решила, что я сдвинулся еще больше, чем раньше. Или она чертовски хорошая актриса, или ни хрена не знает об этом долбаном БГ3.1.
Позднее.Стал раздумывать о ТЛС. Г. как-то говорила, что он интересовался, чем это она занимается. Ну она и выложила ему сказочку о том, что неустанно трудится помощником библиотекаря в КПЭСМИ. ТЛС запросто мог навести справки. На прошлой неделе она ездила в Далвич и привезла оттуда полную корзину яблок, которые собрала в его саду. Меня еще тогда заинтересовало, что это у нее за неожиданная любовь к печеным яблокам, от которых раздувается живот, и я спросил об этом Г. Сначала она не стала объяснять, а вернувшись, рассказала, что Тоби донимал ее расспросами о ее жизни, о жизни вообще и ценах на яйца, но она-таки сумела отвязаться от него и перевела разговор на тему о детях и проблемах, связанных с влюбчивостью подростков.