— А Фолкнер разве не мог помочь?
На ее правой щеке напрягся мускул.
— Такого рода помощь мне не нужна. Не от него. Мисс Ван Хефлин предложила мне выплачивать ей проценты с годового дохода в течение некоторого времени, о котором мы договорились.
— И все получилось?
— Еще пять лет, и школа будет моей целиком.
В лице ее светилась подлинная гордость, и Ник усмехнулся:
— Да, долгий путь от Хайбер-стрит.
— Именно так выразился и старший инспектор Грант. — Она улыбнулась. — Долгий путь для нас обоих.
Он взял ее руки и крепко сжал их:
— Я хотел бы чаще видеть тебя, Джин, гораздо чаще.
Она замерла в его объятиях и нежно погладила его по щеке.
— Я думаю, что теперь ты, даже если захочешь, от меня не избавишься!
Некоторое время они стояли, обнявшись. Затем она мягко отстранилась.
— Я хочу сказать несколько слов Белле, а потом ты можешь отвезти меня домой. Я без машины. Или ты еще останешься?
Он покачал головой:
— Не думаю. Я хотел бы повидать Чака Лайзера, прежде чем уехать. Ты знаешь его?
— Он играл в прежние времена в клубе у Бена. Он самый лучший из здешних музыкантов. Я поищу тебя после того, как поговорю с Беллой.
Она повернулась к двери и одновременно взяла его за руку.
— Я не отвечаю за последствия, если отвезу тебя домой!
Ее лицо было очень спокойным, глаза бесстрастными.
— Я беру ответственность на себя!
Дверь тихо закрылась за Джин. Долгое время Ник стоял, глядя ей вслед, затем пошевелился. Жизнь действительно может быть очень сложной. Таков, для начала, был его вывод в этот вечер.
Когда он вышел в длинную комнату, Чак Лайзер сидел очень высоко, как бы витая в облаке, недосягаемый для всех, в прохладном и тихом одиночестве. Постепенно он начал спускаться с облака на землю. Пальцы его пробежали по клавиатуре, взяв несколько сложных аккордов, и он открыл глаза.
Никто не слушал музыку; лишь несколько пар на паркете продолжали двигаться в танце, как будто музыка еще звучала.
Когда Лайзер узнал его, Ник приветливо улыбнулся:
— Ты играешь для себя, Чак. Никто ведь не слушает.
— Это как посмотреть, генерал. Они все были здесь, со мной, живые и мертвые, мне все равно. Фэтс и Бикс, Джек Тигарден, Чарли Паркер, Гудман, Билли Холлидэй. Каждый, кто когда-либо существовал или будет существовать.
Ник предложил ему сигарету, поднес зажигалку.
— Как насчет выпивки?
Американец покачал головой и провел тыльной стороной руки по лбу, чтобы вытереть пот.
— Мне нужно кое-что более серьезное, чем выпивка, генерал, то, из-за чего у меня все начинает болеть.
— Я говорил сегодня с твоим врачом, — осторожно произнес Ник, — он считает, что ты не безнадежен.
— А разве они не всегда так говорят?
— Есть новый способ лечения, — сказал Ник, — собственно говоря, не новый, это апоморфин, но его успешно применяют.
— Что для этого требуется? Воздерживаться?
— С помощью апоморфина уменьшается острота симптомов, связанных с отказом от наркотиков. Уменьшается ломка и тому подобное.
— Звучит слишком хорошо, чтобы в это можно было поверить.
— Скажи, а когда ты впервые попался на крючок?
Лайзер передернулся.
— Плохая компания. Выпил слишком много. Кто-то шутя сделал мне укол, когда я начал трезветь. Вот и все!
Рука Ника сжалась в кулак, и он стукнул им по крышке фортепьяно. Косточки на руке побелели. Лайзер усмехнулся:
— Я знаю, генерал, я себя чувствовал так же. — Он быстро встал на ноги. — Послушай, поиграй за меня несколько минут. Мне нужно уколоться.
Он протолкался сквозь толпу к двери в углу бара.
Ник сел за инструмент, кивнул басовику и барабанщику и сразу начал с аранжировки блюза «Сент-Луис». Он играл уже третью часть, когда вернулся Лайзер. Ник начал играть медленнее, но американец покачал головой, сел рядом с ним и вступил тоже. Одновременно с темпом усилился и звук. Лайзер искусно затягивал каждую паузу. Ник играл на басах.
Внезапно что-то произошло, что-то заставило танцующие пары удивленно остановиться и двинуться к фортепьяно, окружив его. Их вело нечто простое, понятное, как сама жизнь.
Не меняя темпа, Лайзер переключился на мелодию «Как высоко луна», и Ник, захваченный его блестящим исполнением, продолжал вести мелодию ритма так, что американец, откинув голову, в восторге застонал. Он переключился на более серьезную мелодию, а Ник сопровождал его игру серией мощных аккордов, отдававшихся болью и расплывающихся в паузах.