Из винтовки стрелять мне довелось и я утвердительно мотаю головой.
— «Это ж где так повезло? Воевали?»
— «Не. В детстве свезло из немецкого карабина пострелять, а в армии на полигоне дали из „Мосинки“ повеселиться — там им патроны списывать надо было. Ну, то есть они их списали, а надо было дорасстрелять оставшиеся пару сотен. Вот меня и поощрили».
Николаич с вниманием посучил затворами каждого обреза по очереди, пощелкал спуском, предохранителем. Заметно было однако, что затвор тут ходит куда как тяжелее, чем в армейских винтовках, туго, рывками. Поразбиравшись с откидывающимся прикладом Николаич наконец внес номер покрытого совершенно дурацким лаком рыже-желтого цвета обреза в разрешение.
— «Тогда и с этим „Смерть председателю“ разберетесь. Пишите расписку на сумму — он продиктовал ценник этого чуда оружейной мысли — Мила пробей чек! Теперь дальше — стрелять только при откинутом полностью прикладе. С примкнутым прикладом работает только бракованное оружие. Получается так, что если у Вас такое будет выходить — гарантийный срок год» — тут Николаич внимательно и как-то иронично и со скрытым смыслом глянул мне в глаза. — «Брак заменим. Магазин на два патрона. Третий можно засунуть в ствол, но в городе, как знаете, ходить с заряженным оружием запрещено. Теперь пока посучите затвором, попривыкайте — я пойду с магазинами поколдую. Серега, погоди пока — вместе пойдете. И переоденься — слыхал уже, что кусать может и человек и крыса и собака. Доктору тож подбери».
Минут пять Старшой возился в подсобке. Андрей тем временем взял себе с витрины жутковатого вида винтовку, осмотрел, зарядил и теперь имел совсем нелепый вид — в куцем свитере и здоровенным винтарем в руках. Держать, однако, оружие ему было явно не впервой. Немного подумав, он вытащил еше и гладкоствол — вроде бы «Сайгу» и зарядил также и его. Получилось у него это даже щеголевато.
А вот у меня никак не могло получиться. Куцая фигня имела необычно тяжелый ход затвора, аж со скрежетом. Предохранитель был тугой и засунут в самое неудобное место. Чуть ноготь не сорвал с пальца. Спуск тоже был тугой. В общем, туляки как-то не впечатлили. Да и вид был дурацкий, чем полностью соответствовал не менее дурацкой расцветке.
Правда, истину о «дареном коне с зубами» никто не отменял. Придя сегодня в магазин безоружным, теперь я уже был куда как защищеннее. Почему-то именно сейчас, когда я неловко дергал затвор до меня наконец дошло, что это действительно катастрофа, раз при мне грабят магазин и милиции дела нет, мне практически дарят ружье и судя по всему мне придется им пользоваться… Оставалась сильная надежда на то, что правительство города примет решительные меры и восстановит порядок. Но то, как моментально вышла из строя наша поликлиника и детский сад, говорило скорее в пользу моментального развала всего и вся.
Неясно было — у нас эта беда или и в других городах то же самое. Эпидемия или пандемия?
Вышедший из подсобки Николаич протянул мне пару куцых вороненых магазинов. Они теплые, гораздо теплее, чем просто нагревшись в руках.
— «Обточил, чтоб при выстреле не вываливались. Попробуйте».
Магазины вполне себе четко вставали на место и держались прочно. Хотя и тут было неудобство. Что за дурь — магазин на два патрона. Хотя б на пять, что ли… Все-таки нелепое оружие. По всем статьям.
— «Зато двадцатый калибр. Это, знаете, впечатляет. — Старшой явно не страдает отсутствием наблюдательности и видно написанное на моем лице впечатление от ружжа читается легко. — Ответственность на Вас — за применение оружия. Так что постарайтесь меня не подвести. Особенно сегодня. Завтра, похоже, всем будет уже плевать. Получается так. Патроны держите. Эти — с крупной дробью. На малой дистанции не хуже картечи будут. Если вляпаетесь — ружье Вам продал Виктор».
Под внимательными взглядами Сергея и Старшого заряжаю магазины. Один впихиваю в ружье. Потом, слушая грамотные советы под руку, впихиваю патрон в ствол, третьим.
Сергей уже готов. Грамотно оделся, надо признать — комбез на ватине — сразу не прокусишь, высокие берцы, еще и какую-то ушанку напялил. Протягивает мне что-то из этого мешка — камуфляж правда дурацкий — рисунок как на шторах, что-то из утиной охоты — но в толпе поприличнее будет, чем ватник из дворницкой. Портки толстые. Сапожищи. Все, как успел заметить — из самых дешевых. Перчатки оставил свои. Еще получил рюкзачище литров на 100. Шмотки, которые я снял с себя, Андрей утащил в глубины подсобки.
Рассовываю оставшиеся латунные цилиндры патронов по карманам, снаряженный второй магазин. Карманы непривычно расположены, надо привыкать побыстрее, а то лопухнешься в неподходящий момент.
Теперь куда-то надо деть дурацкую уже «Хауду». В боковой карман рюкзака. Хотя интересно — а дробью скажем мельчайшей — из нее можно палить? По тем же крысам ожившим? Надо бы попробовать. Действуя по принципу «дайте тетенька водички попить, а то так жрать охота, что и переночевать негде и не с кем» задаю эти вопросы. С выражением на лице «семь бед — один ответ» Старшой отсыпает десяток гильз, пачку капсюлей, чуток мелкой дроби и пачку пороха: «Экспериментировать будете — не с руки стреляйте. Мое мнение — порвет эту железяку».
Обмениваемся номерами телефонов. Все, двигаемся. Дверь за нами запирается и я вижу, как опускается штора на окне. На двери табличка «Переучет»…
Идти неудобно, кулацкий обрез за пазухой, всунутый стволом в кармашек для мобилы и непривычная одежда. И неразношенные ботинки… Что удивительно — движение на улице совершенно обычное, совершенно обычные прохожие — словно в нескольких сотнях метров и не творится чертовщина — или как можно назвать районный апокалипсис.
Так, теперь по планам Сан Саныча идет еда.
Виктор отзвонился Ирке еще по дороге. Она не подкачала, верная боевая подруга и стояла уже на улице, ожидая его. Закинув в УАЗ пару здоровенных рюкзаков с тщательно отобранным для «ухода» имуществом и поцеловавшись с Иркой, прыгнувшей на свое законное переднее место пассажира, Виктор погнал машину из города.
На улицах было спокойно и если бы не его авторитет и привычка Ирки повиноваться безукоризненно, то скорее всего посыпалась бы куча глупых женских вопросов. Но тут подруга сидела и внимательно слушала все, что он рассказывал. Она и сама обратила внимание, что милиции на улицах было чересчур много.
Мало бы нашлось сейчас людей, которые были рады наступающему БП. А вот Виктор — несмотря на хмурый вид и приличествующее случаю мрачное лицо — был искренне в глубине души рад.
Он чувствовал себя немножко Избранным, немножко Особенным и уж точно Самым Умным. Взгляд, скользивший по пешеходам и другим лохам, ехавшим в машинах рядом явно имел оттенок превосходства. Он — Знал. А они очень скоро должны были в ужасе глупо и жалко передохнуть. В самой глубине сознания Виктор всегда страшно боялся одного — подготавливаясь всю жизнь к этому самому БП, положив на это массу сил, средств и отказавшись ради Спасения от очень многого — боялся, что все это будет зря. Что все усилия — даром и жизнь псу под хвост. Что напрасны были ограничения, и зря отказывался от многих вкусностей жизни. Да та же Ирка — великолепный партнер и спутник в лесной жизни, — отнюдь не была ни умницей, ни красавицей. Она была функциональна как автомат Калашникова и отлично подходила для роли Пятницы в предполагавшейся Робинзонаде. Но и только. Как женщина она и впрямь скорее походила на мужика Пятницу…
Теперь надо было добраться до той глухомани, где он заботливо годами создавал себе Убежище — замаскированный бункер, склады с едой, топливом и всем прочим, что даст возможность с комфортом выжить в то время, когда все остальное человечество бесславно будет погибать в корчах.