На мгновение кажется, что Винсент собирается возразить, но затем его губы сжимаются в тонкую линию и он резко кивает, решая, что я не стою таких хлопот.
— Ты главная, Холидей, — говорит он.
Ты главная.
Слова, произнесенные полчаса назад при совершенно других обстоятельствах, совсем другим тоном. Такое чувство, словно я стою вне собственного тела, наблюдая, как нас несет навстречу друг другу, как машины на обледенелой автостраде, а я не в состоянии вмешаться, чтобы предотвратить катастрофическое столкновение.
Гнев взрывается, как подушка безопасности.
— Тогда развлекайся с друзьями, — огрызаюсь я. Несмотря на все усилия промолчать, я добавляю очень мягко и слегка саркастично: — С днем рождения.
Я разворачиваюсь на каблуках и иду на кухню, полная решимости оставить последнее слово за собой. В ту секунду, когда меня поглощает толпа и гулкие басы мрачной, угрюмой песни, я чувствую, как сердцебиение стучит в висках и о ребра. Люди смеются и танцуют, напитки выплескиваются из красных стаканчиков в их руках, а бедра покачиваются в такт музыке.
У каждого сегодня лучшая ночь в жизни.
А моя только что разрушилась.
Все произошло так быстро, что похоже на лихорадочный сон.
О боже. Что я наделала?
То, что нужно было сделать.
Я отказываюсь быть девушкой, которую застают врасплох. Я умнее этого. И, безусловно, достаточно умна, чтобы уловить намек, так что, честно говоря, разочарована в себе, что позволила этой ситуации зайти так далеко. Что позволила увидеть меня голой.
Я вздрагиваю.
Я позволила ему съесть себя.
Кончила ему на руку.
Я бросаюсь к уже опустевшему импровизированному бару и приподнимаюсь на цыпочки, внезапно радуясь своему росту и длинным рукам, когда перегибаюсь через стойку и роюсь в пустых красных стаканчиках и стеклянных бутылках.
Мне нужен алкоголь. Немедленно.
Нужно быть настолько пьяной, чтобы сегодняшний вечер стал той ночью, о которой всегда говорят Нина и Харпер. Ночью, которая заканчивается тем, что ты опускаешь голову в унитаз, но все равно это будет хорошей историей, как только похмелье останется далеко позади.
Мой разум резко напрягается. Подробности разговора с Винсентом уже становятся смесью гнева, страха и сомнений, но я отчетливо помню, как он говорил что-то в том же духе.
Ты придумала нам историю, но теперь все кончено.
Мурашки по коже от беспокойства.
Что, черт возьми, он имел в виду?
Я чувствую руку на своей спине и на долю секунды кажется, что Винсент последовал за мной, но, когда оборачиваюсь, там стоит Нина.
Я в ярости обнаруживаю, что разочарована.
— Он ушел? — снова огрызаюсь я.
Нина прикусывает нижнюю губу, и тогда я понимаю. Ага, он ушёл. Хорошо. Все в порядке. Я не хочу портить ему день рождения. Надеюсь, Винсент отлично проведет время в баре со всеми своими приятелями. Надеюсь, получит свой двадцать один шот любыми необходимыми средствами.
— Кендалл, — говорит Нина, и ее сочувствие ранит, как нож.
— Не надо, — хриплю я.
Я хватаю первую красную чашку, которую вижу на кухонном столе, осушаю ее и захлебываюсь кашлем. Это чистая водка. Как жидкий огонь, но я лучше прожгу остаток вечера дотла, чем буду думать о Винсенте.
— Если понадоблюсь, я буду пить Jungle juice с Харпер.
Я бы предпочла стать актером второго плана в ее жизни, чем главным героем в собственной.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
У меня никогда не было такого похмелья.
Пятничная ночная смена в библиотеке — то еще мучение. На самом деле, я едва выживаю.
Должно быть, это какое-то нарушение прав человека, заставлять студента-работника пялиться в яркий экран компьютера, таскать тележку с книгами со сломанным колесом, которое скрипит так громко, что похоже на удар ножом для колки льда по лобной кости и спорить с другими студентами о просроченных платежах. Я хожу едва живая, пытаясь бороться с тем, что, безусловно, является худшим похмельем в жизни.
— Ты опять заболела? — спрашивает Марджи, замечая, что я сгорбилась за стойкой регистрации, обхватив голову руками. — Потому что, если это так, просто иди домой. И не смей отключаться. Я скажу, что ты была здесь и они заплатят за полную смену.
Я почти принимаю предложение. Но слишком упряма, поэтому остаюсь. Вот почему. Никакой другой причины.
Не потому, что я продолжаю следить за входными дверями. Не потому, что продолжаю воображать, что слышу, как они со скрипом открываются, вижу отблеск света на стекле, улавливаю движение высокого темноволосого парня, входящего внутрь. Каждый раз грудь сжимает паника.