Когда я провожу языком по кончику, Винсент издает тихий стон.
— Вот здесь, — говорит он.
Кажется естественным — на самом деле инстинктивным — засунуть большой палец в рот, прежде чем снова потянуться к нему и провести медленными влажными кругами по головке члена. Глаза Винсента закрываются, голова откидывается на полки позади. Мгновение я наблюдаю за его лицом, оценивая линию горла, острые углы челюсти, то, как его лицо морщится, переходя грань между экстазом и агония.
— Пожалуйста, — хрипит он.
Он умоляет.
Очевидно, это заводит. Сегодня я многое узнаю о себе.
К счастью для Винсента, я не собираюсь отказывать, когда он вежливо просит.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Я виню тот факт, что мы спрятаны в тени и окружены стопками книг, тишину нарушают только стук дождя и шуршание штанов Винсента. Да, это общественное место, но оно изолировано. Интимно. Тихо, уютно и волшебно. На самом деле нет другого объяснения тому, почему я так храбро зажимаю головку его члена между губами и посасываю.
Тело Винсента выгибается, веки трепещут, дыхание прерывается.
— Кендалл, — стонет он. Затем снова: — Пожалуйста.
Я отстраняюсь.
— Я хочу попробовать еще раз. Могу ли…?
Винсенту не нужны дальнейшие разъяснения или убеждения. Он немедленно прижимается спиной к книжной полке, собираясь с духом.
— Высунь язычок, Холидей, — говорит он. — Обхвати член одной рукой… Да, вот так… А остальное положи в рот, хорошо? Ты можешь принять это. Я знаю, что ты можешь. Покажи мне.
Я знаю, что с его стороны это может быть просто выдачей желаемого за действительное, но что-то в уверенности Винсента заставляет чувствовать, что у меня все получится. Это также заставляет мышцы внизу живота напрягаются и дрожат, но это моя проблема.
Я обхватываю основание ствола одной рукой, когда снова беру его в рот, прижимая язык к нижней губе. На этот раз я готова к размерам. Легкое скольжение, медленное растягивание челюсти, ощущение, что меня наполняют. Горло слегка сжимается, но я заставляю себя сохранять спокойствие и не шевелиться. Ждать, пока потребность в воздухе не перевесит удовлетворение, которое я испытываю, слушая звуки, которые Винсент пытается заглушить, позволяя делать все, что хочу.
Потому что, возможно, это я стою на коленях, но то, что сказал Винсент, остается правдой.
Я главная.
— Хорошая девочка, — шепчет Винсент. — Я знал, что ты сможешь это сделать. Срань господня.
Когда я вслепую протягиваю руку, чтобы схватить его за бедро, он послушно отвечает.
Сначала Винсент двигается мелкими, неуверенными толчками. Думаю, он все еще боится причинить боль и я беру примерно только половину его, пока не становиться слишком много, но мы находим ритм. Он сохраняет темп предсказуемым, а я слежу за своим дыханием. Винсент становится немного увереннее с каждым движением бедер, когда видит, что я могу взять то, что он дает. Я тоже становлюсь увереннее, потому что он никогда не дает больше того, с чем смогу справиться. Его пальцы снова вцепляются в мои волосы, но на этот раз не отталкивая. Этот парень крепко держит. Потеря контроля дает возможность скользнуть руками вверх по его ногам, по бедрам и под подол свитера. Я немного одержима тем, как напрягается и прогибается его живот под ладонями.
Я мычу, создавая вибрацию, просто чтобы проверить теорию, но член действительно сильно дергается.
— Сделай это еще раз, — хрипит он. — Черт, Кендалл. Именно так, да.
Похвала, произнесенная с таким грубым и придушенным почтением, причиняет боль. Я снова мычу и это как бы переходит в полуманиакальный смех, потому что, черт возьми, я и не подозревала, что это так понравится.
— Ты такая злая, — обвиняет Винсент, задыхаясь, но улыбаясь. Я отстраняюсь, ловя его член рукой, когда тот выскальзывает изо рта.
— Хочешь, чтобы я остановилась? — спрашиваю я, глядя на него глазами лани снизу вверх. Я вижу, как дёргается кадык Винсента, а кончики ушей снова краснеют.
— Не смей, черт возьми.
Глубоко вздохнув, я снова беру половину его члена в рот и стону. Бедра Винсента инстинктивно подаются навстречу, проталкивая еще один дюйм члена в глотку, и я думаю, что он пытается извиниться, но это череда неразборчивых слов определенно является равной смесью проклятий и похвал. Глаза безумно слезятся, но это того стоит.
К сожалению, мне все еще приходится дышать. Я дважды похлопываю Винсента по бедру, чтобы он знал. Постукивание — довольно универсальный знак, но эмоции все равно вспыхивают во мне, когда он немедленно отстраняется и дает пространство, необходимое для того, чтобы вдохнуть воздух. Я осыпаю его благодарными поцелуями и небрежными поглаживаниями по руке.