Вот каково это — целовать кого-то, когда единственное, что затуманивает голову — это отчаянная потребность узнать, каков он на вкус.
Язык Винсента следует по моей нижней губе, сопровождая нежным царапаньем зубов. Я задыхаюсь. Трудно что-либо расслышать из-за биения сердца, отдающегося в ушах. Когда он опускается ниже, чтобы провести поцелуями по линии моего подбородка, я вздрагиваю и протягиваю руку, чтобы запустить пальцы в его темные волосы. Они густые и гладкие как шелк.
Я мягко, даже скорее экспериментально, дергаю его за волосы. Винсент стонет в шею. Я чувствую это глубоко в костях, звук отдается эхом и ударяет прямо между ног. Я прижимаюсь к нему и резко вдыхаю, когда чувствую это — твердость под мягкими черными джоггерами. Не знаю, почему так шокирована. Из обширных литературных исследований я знаю, как все это работает. Но мысль о том, что Винсент щеголяет с эрекцией из-за меня, вызывает еще один прилив жара.
Мгновенно я начинаю злиться на его брюки и свои собственные леггинсы за то, что они мешают. Хочу, чтобы те исчезли. Нуждаюсь в том, чтобы Винсент прижимался ко мне, теплый, скользкий и уязвимый. Я скольжу руками по его бицепсам, сжимая твердые мышцы под натянутым хлопком, и использую их как рычаг, чтобы прижаться бедрами к его.
— Черт, — говорит Винсент. — Ты убиваешь меня, профессор.
И тут в голову приходит ужасная мысль: он даже не знает моего имени.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Я откидываюсь назад и жадно вдыхаю воздух, пытаясь сориентироваться. Винсент пользуется открывшейся возможностью и наклоняет голову, покрывая поцелуями мою обнаженную ключицу.
Хорошо получается. Подозрительно хорошо.
— У тебя вошло в привычку соблазнять девушек в библиотеках или это в новинку? — я хочу, чтобы слова прозвучали как шутка, но уверена: он слышит тревогу, просачивающуюся сквозь голос.
Винсент в последний раз целует меня в основание шеи, прежде чем выпрямиться.
— Нет, — говорит он, затем исправляется: — То есть, я соблазнял девушек, но никогда в библиотеке. И происходящее сейчас — не какой-то план. Мне действительно необходимо сдать работу в понедельник, еще этот дурацкий гребаный бандаж, — он поднимает поврежденную руку и опускает ее. — Настоящий ад. Я растянул запястье во время летней тренировки. Это не просто просьба о сочувствии.
Я наблюдаю за ним прищуренными глазами.
— Просто растянул?
— Упал на нее.
— Хм. Повреждение кажется довольно серьёзным.
— Тренер, — напряженно говорит Винсент. — Возможно, слишком остро отреагировал. Он не хочет, чтобы я пропускал больше игр, чем необходимо.
Я поджимаю губы, вспоминая, как он грубо обращается с командой соперника на баскетбольной площадке. Слова вылетают изо рта прежде, чем я успеваю их обдумать:
— Уверен, что никого не ударил?
Винсент вздыхает и откидывает голову назад, поднимая глаза к потолку.
— Предполагаю, ты знаешь, кто я.
— Да, я не хожу на вечеринки, но это еще не значит, что полностью оторвана от всего происходящего в этой школе.
— Ты когда-нибудь была на моем баскетбольном матче?
— Нет, но смотрела видео, на котором ты сломал нос тому парню в прошлом году.
Винсент морщится.
— Не самая лучшая моя идея. Хотя мудак сам напросился.
— Что он сделал?
На мгновение он кажется удивленным — как будто ожидал, что я буду проповедовать о том, что насилие никогда не будет решением.
— Он сказал то, чего не должен был.
— Тебе?
— Нет. Моему товарищу по команде. Джабари.
— О, — я хмурюсь. — Ну, тогда ты облажался, Найт.
— Действительно?
— Ага. Стоило бы нанести еще как минимум три удара, прежде чем судьи удалили тебя с игры.
Винсент выдает слегка застенчивую улыбку, которая творит ужасные вещи с моими внутренностями. Его здоровая рука опускается мне на плечо. Интересно, знает ли он, что я чувствую электрические разряды удовольствия каждый раз, когда подушечка его большого пальца касается ключицы.
— Кажется несправедливым, что ты знаешь мое имя, а я твое нет, — бормочет он.
До сих пор я не осознавала, что анонимность была одеялом комфорта. Конечно, могла бы сказать Винсенту вымышленное имя, но нечто в том, что я лгу ему, заставляет желудок скручиваться от чувства вины.
— Кендалл, — тихо говорю я.
— Ну, Кендалл, — шепчет он. — Прижимание к полкам — не инструмент для пикапа, если это то, о чем ты беспокоишься.