Девственность — это социальный конструкт.
Я знаю это. Знаю, что введенный в киску пенис, не изменит меня фундаментально как личность. На самом деле это не имеет большого значения. Но так оно и есть.
Я мягкая. Сентиментальная. Романтичная. И мне хочется возненавидеть себя за это, но потом вспоминаю, что сказала Нина: мне позволено чувствовать. Позволено дрожать от нервов и кружиться от волнения в равной мере, и позволено ощущать тяжесть этого момента всей своей грудью.
— Я на самом деле не знаю, что делаю, — предупреждаю я Винсента. — Поэтому, пожалуйста, не убивай меня, если сделаю что-то странное.
— Ничего не обещаю.
Я шлепаю его по бицепсу. Прекрасному, рельефному бицепсу.
Он выгибает бровь.
— Это самый сильный удар, который ты можешь нанести?
— Продолжай смеяться, и ты узнаешь, Найт.
Винсент прижимается губами к моему уху и шепчет:
— Шутка за тобой. Мне нравится, когда грубо.
Но он не груб. Он душераздирающе нежен, когда наклоняется вперед, мышцы на предплечьях изгибаются, как у живой скульптуры из греческой древности. Мой взгляд останавливается на его левом запястье — которое было в бандаже и перевязано в ту ночь, когда мы встретились — и сердце замирает. Вот оно.
Маленький момент наедине с собой прерывается, когда Винсент снова двигает руками, пытаясь найти опору получше на слишком мягком матрасе, и ставит руку прямо на прядь моих волос там, где они разметались вокруг головы.
— Ой, — шиплю я. — Волосы, волосы, волосы!
— Черт, извини.
Винсент быстро поднимает руку и вместо этого прижимает ее к стене за мной. Мы смотрим друг другу в глаза. Оба немного подавлены, но как только видим, что это взаимно, фыркаем и сдерживаем смех, как дети на задворках класса.
— Клянусь, я знаю, что делаю, — говорит Винсент.
— Конечно, конечно. Ты кажешься настоящим…
Он отрывает руку от стены, опускается между нами и погружает в меня два пальца.
— Блять, — выдыхаю я.
Думаю, Винсент пытается одарить меня той самодовольной улыбкой, которую всегда надевает, когда ему удается доказать, что я неправа, но его веки трепещут, когда тот проводит пальцами по напряженным мышцам, а затем медленно, ищущими движениями втягивает и разжимает их.
— Черт, Кендалл, — ругается он. — Почему ты такая мокрая?
— Теперь ты напрашиваешься на комплименты, — хрипло говорю я.
Винсент не сводит глаз с моего лица, убирая пальцы, оставляя меня внезапно и мучительно опустошенной. К счастью, он быстро обхватывает одной рукой эрекцию и приподнимает наши бедра. Я чувствую его нежный, но настойчивый толчок между ног. И затем это происходит: головка члена Винсента толкается прямо в меня.
Лицо морщится против моей воли.
— Говори со мной, Холидей.
Единственный ответ — очень серьезное «Уф».
Винсент морщится.
— Ты слишком тугая. Следовало сначала разогреть.
— Не думаю, что смогу разогреться еще больше, — признаюсь я со сдавленным смешком. — Правда. Обещаю. Это просто… это просто, типа, первоначальные нервы. Я переживу.
По крайней мере, так всегда бывает в любовных романах. Первоначальный ожог, который проходит. Боль, которая становится удовольствием. Боже, я действительно надеюсь, что это не просто еще один прием, неприменимый к реальной жизни.
— Можешь продолжать. Серьезно. Хочу знать, каково это, когда ты полностью погружен в меня.
Винсент не выглядит убежденным.
— Скажи, если будет слишком, хорошо?
— Ладно, большой мальчик, — говорю я, закатывая глаза. — Ты не такой уж и огромный.
Но он вроде как такой, и мое отношение быстро меняется, когда тот принимает брошенную перчатку и погружается в меня еще на два дюйма. Я шиплю сквозь зубы и слепо хватаюсь за простыни.
— Дыши, Кендалл.
Я встречаюсь с ним взглядом и делаю, как говорят. Два глубоких, медленных, размеренных вдоха. Вдох, выдох. И снова.
Он кивает.
— Хорошая девочка.
Винсент знает, что эта фраза со мной делает. Более того, чувствует, как сжимается живот, потому что его веки снова трепещут, а на лице появляется румянец. У него лихорадочный вид. Дикий. Я кладу руки ему на плечи и сжимаю их, побуждая двигаться дальше, и Винсент возобновляет медленные толчки внутри меня, наполняя до тех пор, пока я не убеждаюсь, что больше не могу.