— Да, немного помочь; но мы даже не начали. Ты говоришь, что знаешь намного больше меня. Ты умеешь читать?
Синель покачала головой, плотно сжав губы.
— Вот видишь, хотя ты знаешь многое из того, что не знаю я, — я этого не отрицаю, — мы знаем разные вещи. Ты настолько умна, например, что ложно поклялась именем Сфингс; ты знаешь, что с тобой ничего не случится, несмотря на это, и я начинаю чувствовать, что тоже должен этому научиться. Вчера утром я бы не осмелился сделать так. На самом деле я бы и сейчас не осмелился.
— Я не вру!
— Конечно врешь. — Шелк положил трость Крови на колени и какое-то время глядел на голову львицы. — Ты сказала, что я не могу ничего доказать. В каком-то смысле ты права. Если бы ты была женщиной с богатством и положением, я бы не смог доказать свое обвинение в суде. А ты — нет, но я и не собираюсь подавать на тебя в любой суд. Однако я легко могу убедить Орхидею или Кровь. Я бы добавил, что, на самом деле, ты уже признала свою вину. У Орхидеи есть лысый человек, который, кажется, живет здесь и может побить тебя и заставить тебя уйти. Я даже не могу себе представить, что сделает Кровь. Ничего, возможно.
Девушка с малиновыми волосами все еще сидела на кровати и не смотрела ему в глаза.
— Я могу убедить и гражданскую гвардию, если понадобится. Это будет совсем легко, Синель, потому что никому нет дела до тебя. Скорее всего, никому и раньше не было дела, и поэтому ты здесь, в этом доме, и живешь так, как живешь.
— Я здесь, потому что в этом заведении я могу делать хорошие бабки, — сказала она.
— Это ненадолго. Я думаю, что большой лысый человек — я никак не могу запомнить его имя — выбьет тебе зуб или два. А о том, что сделает с тобой Мускус, если Кровь даст ему волю, я предпочитаю даже не думать. Мне он не нравится, и я, может быть, необъективен. Я уверен, что ты знаешь его лучше.
Девушка на кровати тихо, почти неслышно вздохнула.
— Тебя нелегко заставить заплакать, а?
Она покачала головой.
— Меня тоже. — Шелк улыбнулся и опять пожал плечами. — Еще одна из моих слишком многочисленных ошибок. Но с того времени, как я вошел в ваше заведение, сейчас я ближе всего к тому, чтобы расплакаться, и, боюсь, боль в щиколотке мне не помощник. Ты простишь меня?
Он снял черный носок и повязку доктора Журавля. Она все еще была теплой, но он с силой ударил ее об пол и поставил на место.
— Должен ли я объяснить, что произошло, или ты предпочтешь рассказать мне?
— Я не собираюсь ничего рассказывать тебе.
— Я надеюсь, что сумею заставить тебя передумать. Совершенно необходимо, чтобы со временем ты рассказала мне все. — Шелк на мгновение замолчал, собирая разбежавшиеся мысли. — Очень хорошо, тогда начну я. Этому несчастливому дому докучает некая бесовка. Мы будем пока называть ее так, хотя я думаю, что могу назвать ее имя. Насколько я понимаю, время от времени она вселяется в нескольких людей. Кстати, а они все живут здесь? Или клиенты тоже вовлечены? Но даже если ответ «да», об этом никто не говорил.
— Только девушки.
— Понял. А что об Орхидее? Ею кто-нибудь завладевал? Она этого не упоминала.
Синель опять покачала головой.
— Элодея? Была одной из них?
Она не ответила. Шелк спросил опять, со слегка большим ударением:
— Элодея?
Дверь открылась, и внутрь заглянул доктор Журавль:
— А, ты здесь! Они сказали, что ты где-то недалеко. Как твоя щиколотка?
— Болит, — сказал ему Шелк. — Вначале повязка, которую ты мне ссудил, очень помогла, но…
Журавль присел на корточки и пощупал ее.
— Хорошая и горячая. Значит, ты слишком много ходил. Разве я не говорил тебе, чтобы ты поменьше оставался на ногах?
— Я стараюсь, — скованно сказал Шелк, — насколько могу.
— Старайся лучше. Когда боль станет слишком сильной, тебе все равно придется. Как идет экзорцизм?
— Я еще не начинал. Я собираюсь исповедовать Синель, и это намного более важно.
Глядя на Журавля, Синель покачала головой.
— Она этого еще не знает, но я собираюсь, — объявил Шелк.
— Понимаю. Хорошо, тогда мне лучше всего оставить вас наедине и дать тебе это сделать. — И маленький целитель ушел, закрыв за собой дверь.
— Ты спрашивал об Элодее, — сказала Синель. — Насколько я знаю, она никогда не бывала одержимой.
— Давай не будем так быстро менять тему, — сказал Шелк. — Ты можешь мне сказать, почему доктор так интересуется тобой?
— Он не интересуется.
Шелк иронически хмыкнул:
— Не может быть. Очевидно, что интересуется. Неужели ты думаешь, что я поверю в то, что он явился сюда из-за моей ноги? Он пришел к тебе. Только Орхидея могла бы сказать ему, где я, но я ушел из ее комнат несколько минут назад; и перед самым уходом она сказала, что хочет побыть одна. Я надеюсь, что интерес доктора Журавля чисто дружеский. Тебе нужны друзья.