— Битва при Чарнине — это безумно интересно, — повторил попытку Гвай. — Однако, нам куда более интересны сведения о летучих чудовищах.
— Сейчас, сейчас, — поморщился Аделард. — Терпение, друзья мои, есть одна из высших добродетелей. Во-от, смотрите…
— Куда смотреть? — заинтересовался Конан, взглянув на пергамент. Картинок в книге не было.
— Итак, 1162 год, путешествие короля Гундовальда в Немедию, постройка форта на границе с Гипербореей, прибытие каравана из Аграпура… Нашел! Слушайте внимательно, вот что пишет хронист: «Минуло четырежды семь и тринадцать зим, как и гласило пророчество молберан вернулся…»
— Молберан? — переспросил Эйнар, услышав незнакомое слово. — Что это такое?
— Не перебивайте, юноша. Цитирую дословно: «Страх вновь поселился в Райдоре, убито не менее полусотни людей в баронствах Трисг, Анвольд и Равен, и число погибших непременно возрастет, ибо воплощенный кошмар древности уснет лишь с приходом осени…» Замечу, месьо-ры, летописец предпочел ограничиться только этой малопонятной строчкой и припиской о том, что не желает накликать беду па свою голову… Теперь давайте обратим наш просвещенный взор на записи датированные 1203 годом, — старый волшебник отыскал нужный лист и ткнул пальцем в строчку, подчеркнутую свинцовым карандашом: — Опять нечто подозрительное. «Посланник Бездны пришел вновь, кровь льется безостановочно и пет таких слов, которыми можно описать ужас, обуявший подданных короны Великого Герцога…» Кратко, но выразительно, не находите? Человек, ведший хронику, явно боится лишний раз упоминать об этом «ужасе», никаких подробностей! Догадайтесь, когда в летопись появляется очередная запись?
— «Четырежды семь и тринадцать», — догадался Конан. — Сорок одна зима. Значит, в 1244 году?
— Верно. Я внимательно просмотрел хроники последнего столетия, более никаких упоминаний о некоем «молберане» не отыскалось, но… Достаточно просто посчитать.
— Потом оно должно появиться… — Эйнар помрачнел. — Только этого не хватало! В 1285 по основанию Аквилонии! Отлично! Не было забот!
— Подождите, — помотал головой Гвайнард. — Пока я совсем ничего не понимаю! Давайте разберемся. Предположим, что в Райдоре обитает некое «чудовище» которое на сорок одну зиму впадает в спячку, затем просыпается на неопределенный срок, учиняет шумные безобразия и снова отправляется в свою пещеру — отдыхать до следующего пробуждения. Вопрос: почему Ночная Стража, половину тысячелетия присматривающая за герцогством никогда и ничего об этом монстре не слышала?
— Я просмотрю записи наших предшественников, — живо отозвался Эйнар, вскочил и снял с полки несколько тубусов для хранения свитков. Охотники обычно заносили в собственную хронику наиболее интересные события из своей жизни: пригодится тем, кто придет на смену.
— Вопрос второй, — подал голос Конан. — Лично я никогда не слышал о монстрах или демонах с таким необычным образом жизни. И почему летописец говорит «четырежды семь и тринадцать», вместо того, чтобы просто написать «сорок один год»? Ну или «зима», кому как больше нравится. Магия чисел?
— Непохоже, — почесал в затылке Гвайнард. — Что у нас символизируют числа «четыре», «семь» и «тринадцать»?
У Аделарда загорелись глаза — он считал себя непревзойденным знатоком древней науки нумерологии:
— Четверка — число несчастливое, — затараторил маг. — Причем считается таковым на всем Закате, как у варваров, так и у людей цивилизованных. Семерка наоборот, приносит удачу. Тринадцать — «черная дюжина», означает смерть, гибель. Именно столько демонов Мрака охраняют Черную Бездну, у Нергала — тринадцать слуг, надзирающих за Серыми Равнинами. В совет Черного Круга Стигии входит тринадцать колдунов…
— Неверный след, — покачал головой киммериец. — Слышали, в хронике еще упоминается какое-то «пророчество», а пророчества всегда излагаются мудреным языком. Никто тебе не скажет: через сорок одну зиму жди беды. Куда значительнее будет так: «Когда минет четырежды семь и тринадцать зим снизойдет на земли Райдора черный ужас». Красиво и страшно, я с такими пророчествами частенько сталкивался.
— Первое упоминание об «ужасе» в каком году было? — нахмурился Гвайнард. — Если в 1162, значит пророчество относится к 1121 году, тут и думать нечего! Уважаемый месьор Аделард, посмотрите в книге, может быть отыщется упоминание о каком-то из ряда вон выходящем событии?
Маг нахмурился и вновь зашуршал сухим пергаментом — ему следовало бы самому догадаться!
— Давайте почитаем, — протянул Аделард, близоруко щуря глазки. — На первый взгляд решительно ничего интересного. В начале года были стычки с немедийцами на полуденной границе, торговля шла исправно… Весной скончался Старый герцог, трон принял его наследник, Ландерик. Ого!
— Что?? — хором переспросили охотники и дружно вытянули шеи.
— Весна была очень холодной, часть посевов не взошла, — сказал Аделард. — Потом засуха, потом град… Урожай не был собран, первые признаки надвигающегося голода появились уже к началу осени. Даже дикий зверь начал откочевывать из лесов к полуночи — из-за великой суши случилось много лесных пожаров, некоторые речки в округе пересохли, из колодцев ушла вода. С наступлением холодов стало совсем плохо. Тут очень невнятное сообщение о молодом герцоге: его светлость мог купить зерно в Немедии или Туране, но поскупился, хотя серебра в казне хватало, прошлым годом нашли богатую серебряную жилу в Кезанкии… Словом, к зиме дело дошло до людоедства, вымерло несколько деревень, люди начали бежать из Райдора на полдень.
— Голод, людоедство… Замечательно, — сказал Гвайнард, хотя решительно ни о чем «замечательном» летопись не повествовала. — Что-нибудь еще?
— Да, — коротко ответил маг. — Хронист весьма кратко упоминает, что в самый разгар голода Ландерик Райдорский скончался, власть перешла к младшей ветви рода, его двоюродному брату.
— Не здесь ли скрыта тайна «пророчества»? — задумчиво произнес Эйнар. — Посудите сами: молодой герцог умирает не просидев на троне и полугода, за это время на Райдор обрушиваются все возможные бедствия, светлейший не желает помогать своим подданным, которых обязан защищать от любых несчастий… Что-то тут нечисто.
— Летописец на этот счет молчит, — ответил Аделард.
— У хрониста было теплое и наверняка сытое местечко под герцогским крылышком, — пожал плечами Конан. — Упомянешь в рукописи неприятные для властителя подробности, и мигом вылетишь из замка на улицу. Хорошо, если голову не снесут. Отлично понимаю летописца.
— Вот что, други, — Гвай поднялся с лавки. — Хроника на наши вопросы не ответит. Придется идти к герцогу и говорить с ним лично. Должны ведь сохраниться фамильные предания? Возможно, о некоторых деталях семейной истории Райдоров простые смертные знать не должны, по мне-то светлейший обязательно расскажет… Не так уж и много времени прошло, всего каких-то сто шестьдесят зим! Благодарю тебя, месьор Аделард. Кажется, мы вышли на след нашего летуна.
— Всегда рад, — кивнул волшебник и снова отвел взгляд. У Конана возникла навязчивая мысль о том, что старикан явно знает больше, чем говорит.
— Оставайтесь дома, а я провожу месьора Аделарда в замок и попрошу встречи с герцогом, — сказал Гвай, набрасывая плащ. — Эйнар, перевороши все записи Ночной Стражи, может быть и найдешь то, что нам нужно.
— А чем я по-твоему занимаюсь?
Добиться приема у светлейшего оказалось делом несложным — понятия о дворцовом этикете в Райдоре разительно отличались от столичных нравов великих империи вроде Турана или Аквилонии. Достаточно было обратиться к капитану стражи, тот мигом послал гвардейца к герцогу, а спустя половину квадранса Гвайнарда препроводили в кабинет его милости.