- А люди-то как, есть погибшие?
- А как же без людей, и люди там тоже были.
- А их-то за что?
- Так собака разве разбирает, кто пред ней, если она бешеная. Берёт и грызёт до костей, на то она и собака.
Глава 6
Капа вышел в серебристый флёр дверной арки. По краям, в тонких красных балахонах стояли женщины как породистые лошади, с арабским шиком нежнейшей кожи райских гурий. Улыбка отпечаталась на их тонких губках, страстный вздох и выдох застыл в воздухе, наслаждающимся столь великими персонажами игры в городке Литл-Канзас. Маски, деньги, власть.
- "Мистер, добро пожаловать в Парадайз!" , - пролепетала женская гвардия почти что в унисон. Дикий восторг обуял разбойника, пришедшего в гости чтобы уничтожить. Капа сжал кулаки, разомкнул в невидимом ударе по невидимой цели, гордо прошёлся по взглядам этих кобылиц и направился сквозь публику, сидящую на возвышении над сценой, где низенький щупленький спикер с выразительными жестами молодого пранкера исторгал из своего дорогостоящего чрева картину будущего. Никто так и обратил никакого внимания на Капу, словно он поплыл лёгким нейтральным облаком очень дорогих дамских сигарет. Лишь одна лысая кошка моргнула розовым глазом, вторым продолжая находится в кошачьей нирване.
Пятнадцатый ряд, девятое место у колонны с балканским орнаментом. Капа снял солнцезащитные очки, одел маску и уставился в театральный бинокль. Зрачки его сузились до пекинской улыбки, уши напряглись и он даже смог и не раз еле заметно даже для кошки пошевелить ими забавы ради. Чуть отодвинув прибор наблюдения, он ещё и сам уклонился назад. Происходящее на сцене его забавляло. Он ненавидел всё что касалось и говорилось о будущем, он ненавидел всякую глотку, которая разглагольствует обо всём, но только не о настоящем моменте здесь и сейчас. Игры в Настрадамуса ему претили с того самого момента когда он впервые нажал на курок. О будущем думают только неудачники, не раз повторял он своим подельникам, когда пьяный в дрызг, ходил по краю крыши очередной высотки, а счастливые люди не имеют права заглядывать в пропасть. Девочкам это нравилось, их ягодицы двигались в такт этому безумцу, они ещё и ещё по-обезьяне визжали, поливая шампанским трусы и футболку этой придурковатой обезьяны, до этого разбрасывающего новенькие доллары всему Нью-Йорку.
Это было очень давно, но Капа не изменился. Джо выгнал бы его в три шеи, Джо ненавидит перемены. Однажды, Джо поспорил с китайцами о розетке. Была презентация нового самолёта гражданского флота. У Джо один журналюга головастик спросил, сколько розеток нужно Джо чтобы его авиалайнер был максимально комфортен для очень дальнего перелёта. Джо ухмыльнулся и ответил что-то нецензурное. Странный поступок американского гостя не поняли даже в Тайване. Джентльмен Джо, до корней волос чопорный и собранный как робот, и вдруг такая тарабарщина, плевок в приличия всех джентльменских школ и университетов. На следующий день Джо сломал ногу при выходе из здания Конгресса штата, при этом умудрившись повредить ещё и щею, хотя именно о шее он всегда заботился более, нежели о ногах. За свою высокосановнюю жизнь он не пробежал даже и полмили, ходить пешком ему разлюбилось ещё в годы университетских ухаживаний за слабым полом, и несколько раз были нелестно упомянуты бейсбол и регби, эти подлинные сокровища американской обыденной жизни. И вот судьба мстила Джо, возвращала его на круги своя. Экстренная бригада скорой помощи запросила даже вертолёт, ведь Джо притворился что потерял сознание. Джо просто уснул, впервые в жизни по-настоящему. Как детстве, о котором он любил вспоминать только во сне. Ведь там он был самим собой, а не тем лощёным ящером, притворяющемся что его кровь холоднее всей остальной. Нет, Джо был горяч внутри как безбашенный ковбой, но он вытемнил из себя самого себя во имя столбика на мраморной стеле, где золотыми буквами над американским флагом значилось "Он вернул своей Америке её сердце". Оглушающие проникновенные слова. Как детективы James Hadley Chase.