Андрей МОЛЧАНОВ
НОЧНАЯ ТРЕВОГА
Рисунки Г. ОГОРОДНИКОВА
© Издательство ЦК КПСС «Правда».
Библиотека Крокодила, 1988.
Дружеский шарж В. МОЧАЛОВА
Предпочитаю писать о том, о чем все знают, но не все задумываются. Иногда, пытаясь создать портрет персонажа, получаю карикатуру, причем она и есть самый верный портрет. «Серьезную» прозу никогда не отделяю от юмора— да и возможно ли, описывая жизнь, пренебречь тем, без чего она немыслима?..
ИЗ ЖИЗНИ ДЕЛОВОГО ЧЕЛОВЕКА
ИГОРЯ ЕГОРОВА
ЯНВАРЬ 198…г.
Нужны деньги. Много денег. Понимаю это сегодня, в знаменательный день своего двадцатипятилетия, как истину истин и задачу задач. Хватит! Жить с родителями и на зарплату — извините! Но с чего начать? Брать билет и отправляться в неосвоенные районы Дальнего Востока и Сибири? Нет, я — патриот своего города-героя и вообще цивилизации. Итак, ясно одно: надо оставлять одну работу и искать другую. Сегодняшнее место службы в принципе ничего: тружусь в КБ, в лаборатории, проектирующей запоминающие устройства, то есть магнитофоны. Но, конечно, не те — для «Йес, сэр, ай кэн бугги-вугги» и монологов комиков, а для записи цифровой информации. Тружусь как инженер. Начальник у нас демократ, коллектив дружный. Но!.. Бесперспективность. Папаня мой праведный выдал по этому поводу: пиши диссертацию. Ну да, совет слепого дальтонику. Во всем КБ — а это пятьсот человек — только семь кандидатов и один доктор. Доктор — директор. Остальные тоже шишки. Нет, безусловно, это можно: поставить себе цель стать шишкой, напялить шоры — и вперед сквозь грозы и препоны к исполнению престижного желания. Но мне такое дело не по душе, хотя ничего не имею против целеустремленности, но считаю, все должно быть естественно. Без фанатизма и потуг. Короче, в настоящий момент я хотел интересной работы. Но где ее искать, не знал. И пошел в ванную.
Долго стоял под теплым душем, балдея. И думая: на ударных стройках с таким удобством, кажется, напряженно.
Подумав еще, напялил на себя теплые шерстяные кальсоны, и это был грамотный поступок — зима прямо озверела: ртуть в градуснике за окном ежилась в районе цифры 40.
Пошел в гараж. Сегодня там у меня деловое свидание. Я вообще-то подрабатываю частными авторемонтами. Гараж — наследство от деда. Дед мой был жуткий автомобилист. Страстишкой своей он заразил и меня. Раньше мы вместе жили: дед, папаша, мамаша и я. Папаша и мамаша к автомобилям относились индифферентно — так, как к средству передвижения в пространстве без давки, и не более, а я и дед ковырялись с машиной по полной программе. Да и отслужил я как водитель. Дед покойный завещал мне и машину. Машина по нашим временам— реликтовое чудовище. Марка — «Победа». Аппарат, безусловно, неказистый, но это танк с высокой степенью надежности, к нему хоть колесо от телеги ставь — все равно поедет.
Я перелез через железнодорожную насыпь, вдоль нее гуляла поземка, и, проваливаясь по щиколотку в сухой, как порошок, снег, спустился к воротам гаражной зоны.
У бокса меня уже ожидал Эдуард — сторож нашего кооператива, человек с прекрасно развитой грудной клеткой и бицепсами, скуластым, цыганистым лицом деревенского красавца, с наглыми, всезнающими глазами. Мелкий, изрядно битый судьбой и жизнью, но неунывающий жулик. Сидевший. Одет в ватник, замасленные расклешенные брюки; кавказская мохнатая кепка сдвинута на нос.
Эдик олицетворяет у нас прием любых заказов: спереть, достать, продать; надо — машину покрасит, надо — движок перебьет… Все умеет, и все чужими руками. Живет на комиссионных. В общем бездельник, но человек деловой. Порой мы с ним слесарим на пару. Ну, и жестянкой не брезгуем, и маляркой…
— Есть «Москвич», — произносит Эдуард, закуривая и опуская лапу на пыльный капот моей «Победы». — Крыло битое. Смена, покраска… Работа — полтинник. Хозяину я объявил. Мишка вот-вот приедет, обещал крылышко.
Мишка — мой старый приятель. Раньше работал шофером в нашем КБ, сейчас крутит баранку в «Интуристе» — денежнее… В нашем трио он — служба снабжения.
Вскоре, юзя облепленными снегом колесами, его казенная «Волга» разворачивается на пятачке между гаражами. В оконце конопатая Мишкина физиономия (он рыжий, как бульдог).
Эдуард забирает долгожданное крыло и вразвалочку, загребая снег штанинами, уходит в каптерку. Я же, удобно располагаясь в тепле садо-на на велюровом сиденье, веду с Михаилом беседу «за жизнь». Проблемы у нас удручающе одинаковы — хроническая финансовая недостаточность.
— Что налево сшибешь, все на базе оставишь, — привычно ноет Михаил. — Вчера помпу меняли — пятерку отдал… А тут жениться задумал… Ну, сразу куча проблем. Во-первых, с жильем…
(Михаил живет за городом, в деревне.)
— С жильем у меня тоже, — вздыхаю я.
— Слушай, ты… по-английски волок ведь…
— Ну… так.
— Я тут к бабке наведался… Под Архангельск. В тьмутаракань. Короче, пособирал на досуге иконки. Шастал по всей округе. Туда мало кто из коллекционеров загребал. Чердаки, избы заколоченные. Итог: имеется два мешка, а что с ними делать… Доски трухлявые, ни фига не разобрать — одна чернота… И…
— И дерзкий замысел родился в твоей бедовой голове, — закончил я, — Смотри… Бедовые головы, их, знаешь, наголо любят стричь.
— Дык ведь… такова се ля ви, как говорят французы, изучающие русский язык, — грустно отшутился Михаил. — Дом надо строить…
— Ну, и чего думаешь? — спросил я, проникаясь идеей.
— Я думаю! — сказал Михаил с тоской. — Толку! Доски расчищать надо, а это реставратор… где он? Потом язык — ни хрена же не соображаю, как глухонемой…
Я поразмыслил. Один художник, впрочем, может, не художник, а как раз реставратор — в тонкости его специализации я не вникал, был мне известен. Олег. Школьный дружок. До армии мы с ним встречались в его мастерской: пили водку среди скульптур и живописи. Но возьмется ли он за иконы?
— С реставратором уладим, — сказал я. — Язык тоже… подвешен. А вот клиент — это уж…
— Клиент что? — вздохнул Мишка. — Вон сегодня один кадр… Оттуда. По-русски соображает. Ну, везу его, значит. Разговор. Я и вклеил: как вы, мол, к русской старине? Положительно, говорит. Ну, короче, без обиняков… Я, говорит, математик, сюда приехал надолго, так что какие предложения — плиз, не стесняйся…
— С иностранцами… — выразил я сомнение.
— А с кем еще?! С нашими, отечественными? — завелся Михаил. — Да они или рвань, или Рублева им подавай. Да и надуют тебя наши-то, так надуют — шариком будешь. Один мне тут заломил цену: за мешок четвертной. Ха-ха! Да в этом мешке моих трудов… там уже стольник торчит! А мне дом нужен. До-ом! — Он выразительно потряс руками. — Телевизор. Холодильник. Элементарные вещи, понял? Что предлагаешь — вкалывать, копить, недоедать? Это, знаешь, скорбная жизнь. А потом чего тебе объяснять, у тебя то же самое. На замене крылышек капитала не заколотишь, вот оно что. Больше наломаешься. Усек, инженер?
— Точно, — согласился я. — И с работой ты меня уколол в самый нерв. Думать надо. И действовать!
ФЕВРАЛЬ 198… г.