Дверь гаражика мы уговорили в момент: лом, и проблема с замками решилась в течение минуты.
Вошли. Настоявшаяся, пыльная духота. Расплывчатый кружок света от карманного фонарика маленькой луной проплыл по зачехленной «Волге», метнулся по стенам — покрышки, канистры, банки с автокосметикой… Мишка прикрыл дверь и погасил фонарь. Миг темноты. Меня от макушек до пят как током пробрала дрожь. Это было настоящее преступление— откровенное и дерзкое!
Замок у машины оказался хитрым: пришлось курочить окантовку, вскрывать ветровик и уж после, изнутри нащупав ручку, открыть дверь. Работали мы, как полагается, в перчатках. Я был мокрый насквозь от ужаса и напряжения.
— Открой капот, — просипел Михаил из темноты. Он то и дело гасил фонарь от страха.
Я нащупал скобу привода, нажал ее, как гашетку, и тут раздался страшенный грохот, будто упал комод. Обезумев, я вывалился из кабины, пав на карачки. Замер, ощущая, как по лбу прохладными червяками ползут струйки пота. Секунду стояла какая-то библиотечная тишина.
— В яму… сука, — донесся сдавленный болью голос товарища. Мишка, поднимая капот, сверзился в смотровую яму. — Фонарь… — Он искал утраченный при падении источник света.
Вскоре внизу замерцала лампочка. Михаил, кряхтя, выпростался из-под брюха машины. Сел на корточки, спиной упершись в боковину бампера. Отдышался. Тихо, истерически хохотнул, качнув головой.
— Ничего, старик, — сказал я, справляясь с испугом. — Сядешь как-нибудь после душа, кафеля и полотенец напротив цветного телека «Панасоник» в новой квартире, нальешь в высокий бокал «Мартини», обнимешь жену-красавицу… И вспомнятся страдания, и решится, что было за что.
Мишка безмолвствовал. Я понимал: сейчас перед нами обоими стоял один и тот же вопрос: может, уйти? — но понимал и то, что вопроса этого никто не задаст вслух — поздно уходить.
— Если еще руль на замке, тогда… — сделал я попытку к отступлению.
Михаил навел фонарь на руль. Замок зажигания нас поразил: хозяин, вероятно, был полный кретин: поставить на двери черт знает что, превратить ее буквально в сейф, а к зажиганию подвести хлипкий, разболтанный замочек от горбатого «газика» времен моего отрочества.
— Замок-то! — озаряясь улыбкой, возликовал Михаил. — Гвоздем включим, копейкой, ядрена вошь! Аккумулятор ставь! Живо!
Я вытащил старый аккумулятор — такой же усопший, как и его владелец, вставил наш. Затянул клеммы. Подкачал бензин. Торжественно вздохнув, шепнул Мишке, склонившись над двигателем:
— Давай! Включаем! — И приготовился к глухому стрекоту стартера, первой вспышке в цилиндрах, тупо уставившись на неподвижный пока винт вентилятора.
Послышался лязг и одновременно с ним такой звук, будто пырнули ножом мешок с крупой.
— Чего… там? — осторожно спросил я, светя фонарем в салон.
Мишка вращал влажно блестевшими, изумленными глазами и страдальчески сопел. Рука его была словно приклеена к замку. Я присмотрелся и чуть не потерял сознание… Бледную, конопатую Мишкину руку держали, сомкнувшись на ней, огромные, хищно отливающие голубым металлом щипцы. Кровь черными, тяжеленными каплями медленно выступала из-под проткнувшей запястье стали и извилисто текла по белым, как гипсовым, пальцам, мертво зажавшим новенькую, девственно блистающую копейку.
— Нога. — сказал Михаил ошарашенно. Я с трудом заставил себя перевести взгляд вниз. Та же картина. Щипцы, ухватившие лодыжку. — «Секретка», — посоветовал Мишка голосом, полным терпения и страдания. — Ищи!
«Секретку» мы не нашли. Я вытащил из сумки с нашим преступным инструментом ножовку. Страха не было. Была стерильная опустошенность мыслей. С гудевшей головой, перемазавшись в крови, я пилил щипцы. Полотно было отменное, японское, но одно я сломал, а затем сломал и запасное. Опять начались поиски «секретки». Фонарик светил уже, как догорающая спичка. Мишка рычал, закрыв глаза от боли. Голова его моталась, как у дохлой курицы. Наконец, под сиденьем нащупал-ся бугорок кнопки. Щелк! Мишка взвизгнул. Щипцы разжались и теперь напоминали клешни обороняющегося краба. Крови на их лазурной синеве не было. Я поднял на себе куртку, влез липкой, в коросте засыхающей крови, рукой под рубаху и отодрал клок майки; выдернул его из-под полы и приступил к перевязке.
В фонаре красненько тлела спиралька лампочки. Мы не сказали друг другу ни слова. Сунули воровские атрибуты в сумку, потоптались: не забыли ли что? — и вышли. Я хотел помудрствовать: не судьба, мол, или чего-то еще в этом духе, но промолчал. Лучше было промолчать.
Повесили сломанные замки.
— Аккумулятор! — вспомнил Мишка.
В эту минуту по стене гаража резанул свет и нас пригвоздили к месту приближающиеся, как удавьи зенки, круги фар. Не сговариваясь, мы прыгнули в узкую щель между гаражами, повалившись в снег и в грязь. Мимо, нырял носом на ухабах, проехала машина. Я с ужасом постиг: милицейский патруль! Желтый фургон! Машина развернулась, вновь проехала мимо и скрылась.
— Аккумулятор! — простонал Михаил. — Там же инвентарный номер! Я его у себя с базы спер!
Я вернулся в гараж. С трудом снял тяжеленную коробку. Глянул в салон: смятые коврики и кровища. Затем на полках увидел в последнем озарении догорающей спички четыре новых шипованных баллона. На ощупь снял их. Сумку с аккумулятором повесил себе на живот; один баллон, как спасательный круг, надел на шею, подхватил три остальных…
— Ну, чего ты? — рявкнул из-за двери Михаил свирепым шепотом.
Я вышел из гаража, как статуя Командора. Сказал:
— Чтоб не пустыми.
— Чтоб тебе пусто было! — уточнил Михаил, скрежетнув зубами, но баллоны взял, помог.
Когда мы пробирались к моей «Волге», повалил тяжелый, мокрый снег, таявший на нас — грязных, распаренных, только к нам прикоснувшись.
Я завел машину. Включил габариты. Сказал:
— В больницу нельзя.
— Можно! — Мишка сморщился от боли. — Есть у меня свой эскулап, как раз сегодня дежурит…
В ночной, залитой светом процедурной «свой» эскулап, не задававший лишних вопросов, зашил Мишкины травмы, вкатил укол и сказал, чтобы через день приходил вновь.
Вскоре я, вышибая, как в ознобе, чечетку на педали акселератора, рассекал туманы на шоссе, доставляя сообщника в его пенаты.
Обошлось без прощания. Мишка, матюкаясь, вылез и отправился через сугробы к родной избе. Я поехал домой.
Проехав пост ГАИ на кольцевой, остановился у обочины, почувствовав вдруг, что устал бесконечно, до такой глухоты эмоций, что не хотелось ничего, даже спать не хотелось. Полная прострация. Выкурил сигарету. Дым драл глаза и глотку нестерпимо, по-ночному.
Сырая улица. Провисшие от снега провода. Дробящиеся огни в забрызганном грязью лобовом стекле. Одиночество. Зачем живу?
АПРЕЛЬ 198… г.
Прошла неделя, Мишкины раны начали заживать, но рана нашей преступной неудачи кровоточила день ото дня все сильнее: на место пережитому страху пришла досада. Досадовал прежде всего я, но от меня зависел квартирный вопрос Михаила, и потому мои чувства ему пришлось понять… Более того: им же было выдвинуто предложение угнать его новенькую, служебную «Волгу» во время обеденного перерыва. Крепкая мысль! Предварительно перед угоном я выпил бутылку вина, решив: если зацапают пьяненького, подведут статью «без цели хищения» — то бишь решил прокатиться. А не поймают — мое счастье. Впопыхах, из горлышка выпитое мной винишко начисляло градусов восемнадцать, ерунду, но от дикой нервной перегрузки я захмелел так, что с. ужасом постигал: еле держу дорогу! К перекрестку подлетел на всех парах, едва не воткнувшись в грузовик впереди; дал по тормозам, инерция кинула меня на руль, нога соскочила с педали сцепления, и машина, дернувшись в судороге, заглохла.