— Тула была и в прошлом веке городом великим, там располагался оружейный завод, который стал знаменитым еще при Петре Великом. А земли вокруг города считались завидными и дорогими. Вот сюда, сюда смотри, Коленька.
Она всегда звала его по-русски, хотя все вокруг только так — Найк. Мир бабушки был совсем другим, и Найк окунался в него, как будто утыкался носом в большую бабушкину грудь. От нее всегда пахло травами — мятой, чабрецом, тмином. Другой жизнью, простором полей. Найк поклялся себе, что он ступит на землю, которая некогда была их родовой землей.
— Там могилы наших предков, но я думаю, они все сровнялись с землей, а на их месте цветут васильки и ромашки. — Улыбку бабушки можно было назвать прощающей.
— Да простит всех Господь, — словно подтверждая его мысль, тихо говорила она.
Когда появилась возможность поехать в Россию в начале девяностых, Найк Гатальски не медлил. Он явился в Москву с картой в кармане, с листком, на котором ветвилось древо семьи.
Окрестности Тулы покорили его, бабушка не ошиблась — он ощутил себя дома, не ошиблась она и в том, что повсюду качали головками ромашки и васильки. Земля оказалась свободна. Найк Гатальски арендовал ее, все 25 гектаров, на сорок девять лет. Задумывая свой план в Америке, он догадывался, что это сделать непросто, но никогда не предполагал, что так трудно и дорого. Впрочем, Найк давно и хорошо усвоил: если что-то хочешь — плати. Главная задача — чтобы было чем платить. Отец научил его успешно решать и эту задачу — семейство Гатальски издавна вкладывало деньги в табачные фирмы.
Найк построил точно такой дом, каким, по его представлениям, должен быть барский особняк. Рабочих он привез из Канады — муж сестры владел строительной фирмой. Теперь Найку оставалось развить дело, ради которого он сюда и явился, — возродить старый семейный промысел — выращивать спаржу и артишоки, а также осуществить свою собственную мечту — показать другим людям, как здорово быть вегетарианцем, а для этого открыть ресторан.
Ну и конечно, предаться своей собственной страсти — коллекционировать арбалеты, стрелять из них, позволить другим, понимающим толк в этом старинном оружии, восхищаться ими. Найк не числил себя противником охоты, он просто считал, что для охотника гораздо честнее не иметь преимущества перед животными и птицами, которое дает огнестрельное оружие. А такое старинное оружие, как арбалет, требует от мужчины умения и ловкости.
Наверное, Надю Тавранчук ему послал сам Господь, иначе как объяснить, что эта женщина, похожая на итальянку, но такая русская по сути, владеет не только знаниями о старинном оружии, но и владеет им?
Как все-таки странно складываются обстоятельства жизни — если бы он обратился не в фирму Татьяны Федориной, то, может быть, не встретился и с Надей?
Рука Найка дрогнула, и он полоснул бритвой по намыленной щеке, капля крови выступила под легкой пеной.
Нет, это невозможно. Она бы обязательно пришла на выставку, а он, конечно, ее заметил бы. Он узнал бы Надю!
Еще одна капля, но уже на подбородке, окрасила пену.
— Черт побери! — выругался Найк. Если так дальше пойдет дело, то он разукрасит себя до полного безобразия. И на кого он будет похож на вернисаже?
Наконец он закончил бриться, набрал в пригоршню холодной воды и плеснул в лицо.
Найк завтракал за кухонным столом, тем самым, за которым они с Надей сидели, наконец выбравшись из постели. На ней была его ковбойская рубаха в красную и черную клетку и больше ничего. Рубаха слегка прикрывала мраморные бедра, Надя то и дело запахивала ее спереди, потому что груди упрямо раздвигали полы рубашки, а любопытные торчащие соски высовывались наружу. Найку ужасно хотелось перегнуться через стол и ухватить губами сперва один, а потом второй. Но он ел артишоки, исподволь наблюдая за Надей — интересно, как она отнесется к этому новому для себя блюду, сумеет ли проникнуться любовью к вегетарианской кухне?
Артишоки он приготовил сам, красиво уложил на тарелке, и Надя оценила старания Найка.
— Знаешь, впервые я увидела артишоки в дорогом супермаркете на Новом Арбате. Западная цивилизация, — она улыбнулась, — только-только начала демонстрировать себя Москве, — объяснила Надя, пристально глядя в тарелку. — Нам показывали то, о чем мы читали в западных переводных романах. Я увидела на магазинной полке какие-то фиолетово-зеленые шишки на длинных темно-зеленых ножках. На этикетке прочитала: «Артишоки». Очень хотелось попробовать, и я бы купила. Неважно, сколько они стоили. Но я понятия не имела, что с ними делать.