Заглушая винтовочные выстрелы, беспрерывно строчил пулемет. Оставляя раненых и убитых, басмачи снова отступили.
Афанасьев с тревогой огляделся: в неестественной позе лежал Колмаков, склонился над Удовиченко его друг Романенко.
Но вот снова показались всадники. Один из них, державший в руках белый кусок материи, выкрикивал русские слова:
— Эй, красный шайтан, сдавайся!.. Много шара-бара получите. Жить будете... Не сдадитесь, всех резать будем...
— Видишь, чего захотел, — усмехнувшись, произнес Романенко и, прицелившись, дал очередь по кричавшему басмачу.
Тот выронил из рук ткань и упал. Остальные с криком ускакали.
И тут же на пограничников двинулась ревущая лавина. Басмачи шли напролом, зная, что с тыла к ним приближается другая группа пограничников. Ранены красноармейцы Скрябов, Волкозуб, Дидоренко.
В ущелье слышались непрерывный грохот выстрелов, стоны раненых басмачей и ржание лошадей.
Но вот пулемет смолк. Афанасьев взглянул на Романенко, схватившегося руками за грудь, и быстро пополз к пулемету.
— Что, Романенко? Ранен? Тяжело? Стрелять можешь?
— Ничего... Я сейчас... — потянулся тот к гашетке пулемета, но застонал и уронил голову на землю.
Афанасьев осторожно отодвинул раненого от пулемета и схватился за рукоятки.
— Вот вам, гады... За всех!
Лавина схлынула, чтобы тут же снова ринуться на неприступные позиции, защищаемые горсткой храбрецов. Но и горстки уже не было. Оставался один Афанасьев. Он потянулся к ящику с лентами и с досадой отшвырнул его: ящик был пуст.
Басмачи приближались. Вот они уже совсем рядом. Афанасьев пошел навстречу наседающим басмачам. Швырнув гранату почти себе под ноги, Афанасьев медленно, словно нехотя, стал клониться к земле и сквозь тяжелую дрему услышал победное, долгожданное — «У-р-а-а-а!».
Солнце светило по-весеннему тепло и ярко. Но уже не согревало тех, кто лежал неподвижно на холодных камнях, смоченных их кровью.
Каждую весну к обелиску, который стоит у заставы, приходят жители местных селений. Они спускаются сюда с гор, чтобы возложить первые весенние цветы на могилу павших героев.
Свято хранят и преумножают боевые традиции заставы молодые воины-пограничники. Как и их отцы, бдительно охраняют государственную границу, днем и ночью стерегут покой любимой матери-Родины.
Подарок
Василию Федотовичу Руденко уже давно на пенсию пора, но выглядит он еще вполне крепким и здоровым, работает электриком в колхозе. Его рабочий день обычно начинается с обхода ферм, мастерских. В одном месте заменит выключатель, в другом — патрон, в третьем — проверит исправность электропроводки. Колхоз растет, все больше появляется новой техники и работы электрику всегда хватает.
Поужинав, Василий Федотович обычно усаживается у окна с газетой. Так было и в этот день. Но только он развернул газету, как у калитки показался почтальон. Покопавшись в сумке, почтальон достал конверт с треугольным штампом — «солдатское».
— Смотрю я, Федотыч, — сказал почтальон, — на письмо и думаю: от кого бы оно могло быть? У тебя, вроде бы, никого в армии нет...
Василий Федотович разволновался: уж не из фронтовиков ли кто вспомнил? Бравые были ребята-разведчики! Но посмотрев на обратный адрес, понял: письмо с границы.
— Садись! Что же стоишь? — спохватился он.
Надел очки, распечатал конверт и принялся читать письмо.
«Уважаемый Василий Федотович, — читал он вслух, — здравствуйте! Примите привет и наилучшие пожелания вашему здоровью от пограничников заставы, где тридцать лет назад вы служили.»
Василий Федотович внимательно прочитал письмо раз, другой, а потом, не утерпев, и в третий раз. Родным и близким стало это письмо.
— Мать, — обратился он к жене, — накрой-ка на стол. Посидим немножко, вспомним старое...
— Так вот слушай... — обратился он к почтальону. — Привелось мне служить на южной границе еще в предвоенные годы.
Василий Федотович поднялся, достал с полки семейный альбом, где-то на середине раскрыл его.
— Вот, смотри!
Перед ними была пожелтевшая фотография. На ней — четыре красноармейца у раскидистого куста.
— Это вот — комсорг заставы Иван Андреев, рядом — повар Алексей Прилипко. Погиб он на фронте. А это — командир отделения Ахмет Хазиев. Ну и я. Службу мы несли исправно. Учились тоже. В ту пору были на заставе бойцы и с четырьмя классами. Это теперь, куда ни глянь, — среднее, а то и высшее образование. Да и оружие сейчас ни в какое сравнение не идет. Помнится такой случай. Нам, красноармейцам, только что прибывшим на границу, хотели показать стрельбу трассирующими пулями. Вывел нас начальник заставы на стрельбище, хватился, а пуль-то и нет. Что делать? Такая нас обида взяла, что передать нельзя. Начальник заставы тоже волнуется. Смотрим, послал кого-то на соседнюю заставу за трассирующими пулями, потом, мол, вернем долг...