- Я живу не так долго, но тоже кое-чему научился, все ж не лапти плел. Хотя плел иногда, от скуки. Ежели голову сломал, а решения так и нет, то полезно бывает плюнуть и делать, что должен, а нужное само в последний момент придумается. О как! - сказал домовой с таким лицом, будто истину великую открыл.
- На авось, говоришь, иногда надеяться полезно? - Путята почесал поясницу. - Что ж, может и твоя правда, посмотрим.
- Ты это, Мокшу поможешь искать?
- Мокшу? А, башка-то моя деревянная, совсем запамятовал. Пойдем, - Путята снова сунул домового подмышку, помахал руками - и местность вокруг переменилась.
- Это что? - спросил Пафнутий, указав вверх пальцем. Там, над поляной, около которой они оказались, висел какой-то непонятный, светящийся зеленый комок. С виду вроде волосатый, с торчащими в разные стороны палками. Комок постоянно надувался и сдувался, будто дышал. Домовой подошел поближе, присмотрелся. Комок был не волосатым, а травянистым. Травка была настолько тонкая и нежная на вид, что напоминала шерстку, а изнутри комка во все стороны топорщились ветки, по которым пробегал какой-то огонек.
- Это - Сердце, - ответил леший, - оно лес питает, связывает между собой каждое деревце, каждую травинку. Снабжает их силой жизненной, которой с ним земля щедро делится. Приглядись, от Сердца к деревцам тянутся жилки тоненькие. Через них они кормятся, разговаривают, сплетничают. Вот сейчас и спросим, видали они кикимору или нет.
Путята подошел к сердцу, обнял его, приложился ухом и замер, закрыв глаза. Стоял он так долго, Пафнутий даже испугался, что тот заснул, и стал его окликать и тормошить, но леший будто помер. И только после того, как домовой пнул его с досады, тот открыл глаза и попросил не хулиганить, постоял еще, почесал поясницу и сказал:
- Ой, что-то мутное наговорили. Не понял половины, трандычат-трандычат, как бабы на завалинке, перебивают друг дружку, сказать не дают.
- Ну не тяни, говори, что не так, - забеспокоился домовой.
- Кикимора жива-здорова, вроде...
- Что вроде?
- Жива, но была у Черного леса. Чего ее туда понесло? Еще талдычат про какой-то огонек, про ночницу, произошло нехорошее что-то, там, у Черного леса. Дальше что было, не разобрал, но Мокша к дому идет, жива значит.
- Выведи меня, леший, верни домой, быстрее!
- Сейчас-сейчас, не колготись, - Путята уже рисовал в воздухе дверь, - хватай меня за руку.
***
Вышли они из дерева прямо у дома, снаружи уже стемнело. Домовой тут же рванул к крыльцу, на котором сидела, склонив голову, кикимора.
- Что стряслось, чего ты там делала? - Мокша не отвечала. - Чего молчишь-то? Эй!
Пафнутий потормошил кикимору за плечо. Та долго не шевелилась, потом медленно подняла голову и уставилась на домового.
- Ну, что смотришь, отвечай!
- Ее больше нет.
- Кого нет!
- Ее.
- Тьфу ты! Как немой с глухим разговариваю, - стал злиться Пафнутий. - Кого ее нету? Ночницы?
- Да, - Мокша все также пристально смотрела на домового.
- И куда она делась?
- Туда.
- Сейчас как надаю по щам! Что случилось, куда делась?
- Встретила ее в лесу. Сцепились, поваляла она меня немного, потом я ее в болото столкнула, она в грязище увязла, а я еще сверху добавила, - кикимора отвечала медленно, монотонно, растягивая слова. - Засосала ее трясина, замуровала намертво - не выберется. Одной гадостью больше у меня в болоте.
- Ты не поранилась, сильно она тебя помяла? Ой, да что ж это я. Устала-то вон как, еле языком ворочаешь. Пойдем чаю попьем. Праздник-то какой у нас! Избавились от этой ведьмы. Ты теперь Андрейке что мамка вторая, жизнь ему спасла. Вставай, пошли, - домовой вошел в дом, следом за ним медленно поднялась кикимора, но внутрь не пошла, а встала как вкопанная на пороге, не двигаясь.
- Ну что ты как неродная? Заходи в дом, не бойся, все уже спят, - позвал Пафнутий откуда-то из темноты.
Мокша вышла из оцепенения, перешагнула через порог. Пафнутий уже хлопотал за печкой: кипятил чайник, гремел кружками, напевая себе под нос. Кикимора не торопилась. Медленно прошлась по дому, оглядывая все как в первый раз, зачем-то водила руками у окон, дверей, временами передергиваясь, и вообще вела себя очень странно. "Наверное, сильно ее эта ведьма приложила", - думал домовой, тихо сочувствуя и жалея, что не смог оказаться рядом в нужный момент и помочь, а прохлаждался вместо этого с лешим внутрях леса и дивился, какие все вокруг черно-белые. Мокша тем временем подошла к кровати Степана, постояла над ним, потом постояла у Олеси и двинулась к колыбели. Пафнутий тихо наблюдал за ней из-за печки. Что-то его настораживало, что-то было не так, не срасталось. "Соскучилась, наверное, после такого. Переосмыслила много. Ходит теперь, смотрит на мир новыми глазами", - думал Пафнутий.