— Моё имя…
— Веди в Айнзидлерхёле.
Действие второе
Замок
Айнзидлерхёле белой глыбой громоздился на широкой прогалине, которая подобно озеру разлилась среди леса. От опушки до замка простиралось не меньше полумили, так что никто не мог скрыться от всевидящих амбразур бергфрида3 и других башен. Направляясь к Айнзидлерхёле, Герхард гадал, не возвели ли его язычники в стародавние времена, когда свет христианства ещё не коснулся Баварских лесов? По правде, после одиночного путешествия он был склонен думать, что и сейчас чащи утопали во мгле идолопоклонства. Хотя с момента встречи с ночным сторожем, страхи рыцаря отступили. Всего-то и нужно разжиться компанией живой души, чтобы под ветвями не мерещились облики сказочных чудовищ, а в естественных шорохах леса не слышались шаги бестий. За былое малодушие баварцу стало даже стыдно перед собой, но сердце утешалось тем, что позору не было свидетелей.
Перейдя глубокий ров по подъемному мосту, Вайцер цепким взглядом искал следы штурма. Даже на воротах он не разглядел ни единой царапины. От безупречно лакированной поверхности ярким пятном отражался свет фонаря. Перекинутый через ров мост был стар, а защитники ни за что не оставили бы его на месте, отступая в замок. Каким же образом тогда Айнзидлерхёле взяли несколько дней назад?
— Чью сторону держит гарнизон? — потребовал ответ Герхард, освобождая из ножен меч.
— Как же, — упавшим голосом проронил ночной сторож. — Нашего герцога…
Баварец не верил. Он чувствовал себя паршиво от мысли, что угодил в дурацкую ловушку. Рыцарь был готов поклясться непорочностью Девы Марии, что его поджидают мятежники или рыцари-разбойники. Ночной сторож испугано вжался в угол и выпученными глазами таращился на обнаженный клинок. Он едва удерживал в своих руках фонарь, а холодеющую душу — в теле. Послышался щелчок засова, воротная дверь распахнулась. Благо, что выходивший мужчина, пригибавшийся под низким проемом, успел поднять голову раньше, чем Герхард рубанул по ней мечом. Даже по прошествии нескольких лет рыцарь моментально узнал разъеденное оспинами лицо Михаэля фон Брайдэ, рыцаря из Швабии. Вместе им доводилось участвовать в нескольких военных походах. Несмотря на полную противоположность характеров, рыцари хорошо сладили и не раз через знакомых слали друг другу благие пожелания.
— Храни тебя Господь, Михаэль! Я уж решил, что мне устроили тут западню. Даже если так, то уверен, что смогу сдаться тебе со спокойным сердцем.
Герхард Вайцер спешился и высвободил седеющие редкие волосы из-под шлема и полотняного чепчика, открывая товарищу лицо.
— Герхард, — ответил угрюмый Михаэль, обведя старого друга потухшим взглядом.
День у шваба видимо тоже не задался, потому что вместо развязности и неутихающего гомона, всюду сопровождавших фон Брайдэ, он подавал признаки жизни немногим больше каменной глыбы. Не вернулся прежний задор к рыцарю и после того, как Герхард по-свойски похлопал его по плечу. Неловкость начинала давить на баварца и тот предпочел молча последовать за старым товарищем во внутренний двор.
Ночной сторож похоже был в замке и за конюха, потому что сам повел скакуна Герхарда к стойлу. Рыцарь заприметил там дюжину коней на постое. Он обвел взглядом стены и башни, не приметив ни единого дозорного. Белоснежный замок казался мертвым, как омытые дождем кости, но сейчас путник жаждал отогреться с дороги, нежели вникать в местные странности.
— Так это ты взял замок, Михаэль? Как тебе это удалось сделать без боя?
— Пленили охотившегося в лесу виконта со слугами, — пресно отвечал фон Брайдэ. — Потом показали их гарнизону и те сдали замок за возможность уйти без имущества.
— Вот так? Всё оставили?!
— Всё.
Рыцари поднялись по наружной лестнице бергфрида и вошли в пустующую обеденную залу с низким потолком. Камин дотлевающими углями скупо освещал помещение, в котором давно не прибирались. В углу одного из столов стояли две тарелки с остатками ужина. Чаемого тепла промерзший Герхард здесь не нашел.
— Даже слуги ушли?
— Даже они, — ответил Михаэль после неловкой паузы. — Остался только сторож. Он тут за всех.
Выбеленные стены украшали пестрые росписи сцен охоты, прогулок дам в цветущем саду, празднования Пасхи и Рождества. Картины принадлежали не самому талантливому художнику. Лица получились глуповатыми, фигуры кривыми, а палитра цветов скудна. Но рука мастера словно приобрела грацию, а глаз стал внимательнее на сюжете, помещенном в слабо освещенный угол залы. Сцена изображала пришествие согбенной смерти в черных одеждах к умирающему старику, над которым кружили алые дьявольские лики. Остолбеневший Герхард несколько секунд неотрывно разглядывал сюжет. Образ начал озаряться, оживающая картина полниться пугающими деталями. Это незаметно для баварского рыцаря в залу вошел ночной сторож с фонарем, свет которого пролился на угол.