Закусочная внутри яркая, словно детский сад: столы и стулья красные, чашки и тарелки оранжевые, работники в желтой униформе. Только глаза у всех мутные в этот ранний час, а длинные волосы блондинки за прилавком кажутся потускневшими из-за тумана. Она нагружает зеленый пластмассовый поднос блюдами, которые юный шеф-повар выставляет на стойку под гигантскими фотографиями еды, а Найджел берет из корзинки у кассы столовые приборы. Он идет к столику у окна под аккомпанемент музыки, слишком тоненькой и приглушенной, чтобы разобрать мелодию.
Кроме него никто не ест. В дальнем конце зала у окна сидят двое мужчин с почти лысыми макушками, сжимая в огромных волосатых ручищах кружки, и глядят на туман, который продолжает заволакивать «Тексты» своей вуалью, превращая магазин в бледное светящееся пятно. Никто из мужчин не произносит ни звука, пока Найджел не съедает половину своей яичницы-болтуньи с тостами и беконом, и официантка подходит к нему, чтобы подлить еще кофе.
– И нам тоже, – произносит самый массивный из двоих, даже не поворачивая головы.
– Я занята здесь, – возражает официантка.
– Ну, так заканчивай с ним, красотка.
Оба издают двусмысленные смешки, и Найджел ворчливо произносит:
– Неужели это было обязательно?
Он обращается не столько к ним, сколько к официантке, однако их головы на коротких толстых шеях медленно поворачиваются.
– Тебя кто-то спрашивал? – произносит мужчина, сидящий к нему лицом.
– Прошу прощения, мне показалось, меня тоже включили в разговор.
– Ничего подобного.
Любовь к точности, довольно безрассудная сейчас, вынуждает Найджела заметить:
– Тем не менее вы продолжаете это делать.
– Тебя не касается, что мы делаем, – первый здоровяк разворачивается всем корпусом, чтобы сообщить ему это.
Найджел невольно задается вопросом, сознают ли они бессмысленность происходящего, поскольку продолжают таращиться на него, даже когда официантка наполняет их кружки. Когда они большими глотками хлебают кофе, он понимает, что так они намекают, сколько боли могут вытерпеть. Лица их искривляются, глаза выкатываются, и они поднимаются из-за стола.
– Мы вас еще увидим, – первый здоровяк угрожает Найджелу, или персоналу закусочной, или всем сразу, и его товарищ подхватывает:
– Вы нас еще увидите.
Они удаляются нарочито неторопливо, и Найджел предполагает, что так они выражают угрозу, хотя на самом деле впечатление такое, будто они спят на ходу. Он наблюдает, как они зловещими взглядами окидывают его машину, и потом направляются к входу во «Фруго», где и топчутся, пока официантка затирает шваброй их грязные следы, от прилавка до столика и от столика до выхода. Найджел доедает завтрак и понемногу прихлебывает кофе, однако к тому времени, как его кружка пустеет, к «Текстам» так никто и не подъезжает. Он отказывается от добавки – после стычки с теми двумя он раздражен и на взводе, – и выходит к своей машине. Лысые здоровяки уже какое-то время топчутся на месте, словно исполняя неуклюжий примитивный танец: топот их башмаков разносится по пустынному замкнутому пространству, между сочащимися влагой тройками деревьев и их тенями, похожими на трещины в асфальте. Найджел старается не глядеть на этих типов, пока забирается в свою «примеру».
Проходит меньше минуты, и он подъезжает к «Текстам» сзади. Клок тумана свисает со светящейся буквы К, инициала, оставленного малограмотным великаном. Когда он выходит из машины, завиток влаги вздымается под буквой и оседает, но это всего лишь подернутая туманом тень. Найджел торопливо проходит по проулку, затянутому туманом, мимо витрины, в которой собрались самые разные книги, удравшие из пустынных проходов. Он набирает почти полностью фамилию Вуди на панели и снимает блокировку со стеклянных дверей, а введя две буквы его имени, отключает сигнализацию.
Как только Найджел оказывается внутри, его пробирает дрожь. Отопление давно не включалось, и, должно быть, туман наполз в магазин, пока двери были открыты – кажется, что ниши в детской литературе на другой стороне выглядят какими-то нечеткими. Он в нерешительности топчется у прилавка, но не может найти предлога, чтобы задержаться. Просто нелепо вести себя так, когда Лаура в скорой помощи ежедневно сталкивается с такими травмами, которые большинство не захочет даже вообразить. Может, и к лучшему, что у них с Лаурой нет детей, если такой пример он стал бы им подавать: папаша, который боится темноты. В приступе гнева он шлепает своим пропуском по пластине у двери, за которой начинается путь в комнату для персонала.