— Правильная кровь — правильный ключ, — сказал Элайджа Дедстоун. — Барон Субботин допустил неточность в выборе. Это стоило ему больше, чем жизнь. Благодаря его ошибке мы сидим здесь, а за окном привычный нам мир, а не безумие Начального Хаоса. Однако же есть одно но.
Профессор наклонился вперед, вцепившись побелевшими руками в подлокотники.
— Как вы думаете, мисс Картер, допустит ли ошибку другой? Тот, чей холодный совершенный разум потратил полтора столетия на перебор всех вариантов? Кто больше любого из живущих и неживущих знает о Дверях и Привратниках. Кто провел столько времени, беседуя с исчадиями других миров, что стал неотличим от них.
Джейн почувствовала озноб.
— Как вы думаете, мисс Картер, как часто он ошибался за последние триста лет? Я вам отвечу. Готфрид Шадов не ошибался ни разу.
— Ого! — сказала Джейн. — Значит, и вы имеете несчастье знать этого типа с замашками звезды фильмов Эда Вуда.
— Нам доводилось встречаться, — кивнул Дедстоун. — И я со всей определенностью могу утверждать — более извращенной и злой воли мир еще не знал. В погоне за абсолютным знанием и властью, Великий Маэстро утратил все человеческое. Боюсь, что даже «стеклянные люди» понятней и ближе нам, чем Магистр Шадов.
— А зачем он стремится в Дом Тысячи Дверей?
— Откуда мне знать? — Дедстуон гортанно закашлялся, прижимая ко рту платок.
Шаки отошла и вернулась со стаканом воды и таблеткой на серебряном подносе. Профессор выпил залпом, лихорадочный румянец на его щеках начал спадать.
— Да так ли это важно? — продолжил он. — Дом Тысячи Дверей не то место, куда следует пускать жестокого и опасного безумца. Не забывайте, мисс Картер, где-то там есть Дверь, за которой ожидают Хозяева. Восстановившие свои силы и жаждущие вернуть утраченную власть над миром. В корридорах Дома бродят остатки Стаи Существ, бежавшие туда от охотников. Легенды гласят, что Великий Император Темучин не умер, а ушел в Дверь между мирами, чтобы вернуться из нее, когда вновь настанет его время. Да мало ли какой еще безымянный ужас может выпустить на нас Великий Маэстро?
— Простите, профессор, — сказала Джейн. — Но вы не обидетесь, если я скажу, что в ваш рассказ очень трудно поверить?
Дедстоун и Вольфбейн обменялись взглядами. Шаки оставалась неподвижной статуей из черного дерева.
Профессор Дедстоун вздохнул, извлек из нагрудного кармана монокль и утвердил его в правом глазу.
— Позвольте устроить вам небольшую демонстрацию, мисс Картер, — сказал он. — Шаки!
Шаки вышла из гостиной и тут же вернулась с небольшим холщовым мешком. Его горловина была затянута парой витых черных шнуров с нанизанными бусинами и дырявыми камешками.
— Правильный вопрос, который следовало задать, — говорил тем временем Элайджа Дедстоун. — Это не чего хочеть добиться Шадов, а как.
Шаки развязала мешок и достала из него небольшую, всего в ладонь, куклу. Очень старательно и с любовью сделанную куклу мужчины в клетчатой тройке и зеленом галстуке. Со своего места Джейн могла даже разглядеть зализанные назад темные волосы игрушечного человечка.
— Маэстро не зря покинул Европу и прибыл в Америку. Не зря вышел из надежно скрывавшей его тени. Он знал, что в Нью-Йорке найдет одного из забытых Привратников, хранящих Дверь в другие миры. И встретит вас, мисс Картер.
— Меня?
В руках Шаки появилась черная благовонная палочка, которую она зажгла и принялась окуривать ей куклу. Куклу, которая все больше напоминала Джейн кого-то очень знакомого.
— Именно вас. Древние ацтеки очень хорошо знали, что история это змея, которая раз в несколько тысяч лет впивается в собственный хвост. Мы живем в мире, где большинство людей вновь превратились в бездумное стадо, как во времена Ману. Человеческая кровь стала жидкой, слишком слабой, чтобы разбудить спящего Привратника. Нужен сильный человек, настоящий потомок Первого Охотника, чтобы открыть Дверь.
Шаки тихонько запела. И это была отнюдь не серенеда Солнечной Долины. От низких звуков ее голоса больно екало в животе и хотелось плотно зажать уши руками.
— Первый Охотник, первый человек, который научился мыслить и сражаться — был женщиной, мисс Картер. Женская кровь намного сильнее мужской. Поэтому вы, а никто другой, нужны Готфриду Шадову. Кровь охотницы за тайнами, ваша кровь, это его ключ к Дому Тысячи Дверей.
Пританцовывая, Шаки прошлась по комнате и поднесла куклу к телефону.
Телефон зазвонил.
Джейн посмотрела на Дедстоуна.
— Снимите трубку, мисс Картер, — сказал профессор. — Это вас.
— Алло? — неуверенно сказала Джейн.
— Говорит Ричард Фуллер, — сказала трубка голосом главного редактора.
— Пусть он скажет ей, что она должна нам доверять, — Дедстоун обращался к Шаки.
Негритянка склонилась над куклой и тихонько забормотала.
— Мисс Картер, — услышала Джейн в трубке. — Прошу вас довериться мистеру Дедстоуну. Отбросьте сомнения.
— Пусть скажет, что мы на ее стороне и желаем ей добра.
Шепот Шаки. Голос Фуллера.
— Джейн, эти люди ваши союзники. Они хотят вам только добра.
— Только мы сможем ее защитить.
— Только они обеспечат вам защиту.
— Что за чушь! — крикнула Джейн.
— Вы думаете, что меня можно так запросто разыграть? — спросила она, яростно раздувая ноздри. — Не знаю, как вы уговорили пойти на это мистера Фуллера…
— Понимаю, — протянул профессор Дедстоун. — Ваш редактор должен сказать что-то такое, чего вы никогда не ожидаете от него услышать. Как насчет самого постыдного воспоминания в его жизни? Шаки.
Джейн слушала, прижав трубку к уху. И наливалась густой краской.
— Боже, мистер Фуллер, это же ваша сестра… Нет, я не могу эту слушать!
— Надеюсь, это может считаться за доказательство? — спросил Элайджа Дедстоун.
Джейн Картер смотрела на профессора, изучавшего повадки оборотней и колдунов. На невозмутимую Шаки, заставляющую человека говорить и делать, что угодно с помощью ароматной палочки, пряди волос и лоскутка галстука. На Рудольфа Вольфбейна, в чьих глазах застыло холодное серебро.
— Что вам нужно от меня? — прошептала она.
Дедстоун повернулся к Шаки.
— Пусть скажет, что если она не останется с нами, то сегодня же вечером из охотницы превратится в жертву.
В углах его рта залегла складка, придавшая лицу профессора беспощадное выражение.
— Пусть скажет, что у нее нет выбора.
Джейн бросила трубку и выбежала из президентского номера.
8.03.29 (сегодня ночью)
В запаснике Музея Естественной Истории пахло пылью и крысами. Зачем это место было отмечено, как обязательное для обхода — решительно непонятно. Ночному сторожу с красивым библейским именем Джошуа казалась нелепой мысль, что потенциальный вор заберется через крохотное вентиляционное окошко под потолком, и будет таиться среди грязных ящиков и ворохов упаковочной бумаги.
С тем, чтобы похитить коллекцию каменных топоров или кости ископаемого диплодока, ну конечно.
Однако начальник смены требовал беспрекословного выполнения своих обязанностей. Для этого он вешал в запаснике расчерченный на клеточки лист, где требовалось отмечать свое посещение крестиком. Четыре раза в смену.
Полагавшего себя очень хитрым турка Фаиса, расставившего крестики на неделю вперед, начальник выгнал без выходного пособия.
В силу вышеозначенных причин, каждые два часа Джошуа был обречен тащиться в запасник, заглядывая по дороге в зал Европейского Средневековья, зал Истории Народов Мексики и Центральной Америки и Греческий зал.
Он отпирал дверь запасника своим ключом, без особого энтузиазма шарил по углам лучом фонаря, ставил крестик на обходном листе. И плелся обратно в каптерку, дремать на топчане.